Абсолютная этика возможна и необходима. Первое основное условие абсолютной этики устанавливается аксиологией (теорией ценностей), которая открывает, что все, принадлежащее к составу мира, имеет ценностный характер. Ценности не субъективны, а объективны, общезначимы, имеют характер добра с любой точки зрения, в любом отношении, для любого субъекта. Ценности не равны друг другу: одни из них выше, другие ниже, различия их ранга также общезначимы. Лосский критикует гедонизм, который видит ценность в субъективном переживании (желание, удовольствие и т. д.). Для Лосского ценность — в самом бытии, в его переходе от небытия к абсолютной полноте бытия или обратном процессе. В первом случае перед нами положительные ценности, в другом — отрицательные. Абсолютная полнота бытия — Бог. Это высшая ценность, полнота добра. Другого определения добра быть не может.
Второе существенное условие абсолютной этики — свобода воли. Люди сотворены не как «автоматы добродетели», а как существа, наделенные способностью творить добро, но в равной мере и зло; сатанинские возможности человека раскрыты Достоевским. Лосский включает в свой трактат об этике этюд, специально посвященный великому писателю. Свобода — опасный дар. Свободный деятель может направлять свою любовь на какую-либо ценность, предпочитая ее всему остальному и не сообразуясь с ее рангом в системе ценностей. Такой деятель может любить Бога и существа, сотворенные им, но любит их меньше, чем самого себя. Отсюда эгоизм, проявляемый людьми. Другой вид себялюбия — бывают деятели, стремящиеся к абсолютной полноте бытия и даже задающиеся целью осуществить добро для всего мира, но непременно по своему плану, так, чтобы занимать первое место в мире. Гордыня — основная страсть таких людей. Они вступают в соперничество с Богом, считая себя способными дать лучший порядок, чем установленный Богом. Задаваясь неосуществимой целью, они терпят крушение.
Лосский вспоминает Лассаля, который однажды заявил, что, будь он Творцом, он создал бы мир, где право подчиняло бы силу. В таком мире не было бы свободы, возражает Лосский, все деятели его были бы правовые автоматы. Смысл мира, заслуживающего быть сотворенным, заключается в следующем: бесконечное множество тварных существ наделено такими свойствами, что они способны активно и творчески принять участие в творческом бытии Бога и удостоиться обожения. Только свободное творчество осуществляет конкретное единосущее Царства Божия. Лосский вспоминает о знаменитой полемике между Эразмом Роттердамским и Лютером: первый признавал, а второй отрицал свободное принятие решений человеком. Эразм, возражая Лютеру, говорил, что воля человека сотрудничает с благодатью, а у Лютера только подчиняется ей. Аргумент Лосского — свободная деятельность есть условие творческого сотрудничества людей, без которого невозможна мораль.
Итак, третье существенное условие абсолютной этики есть такое устройство мира, при котором личность не замкнута в себе, а находится в теснейшей связи со всеми существами. Все деятели связаны с другими, все имманентно всему, все существует не только для себя, но для всех. Пассивное созерцание не есть полнота бытия. «Она достигается путем соучастия в Божественном добре в форме собственного творчества личности, реализующей духовное и телесное мировое бытие, имеющее характер абсолютных ценностей — любви, красоты, нравственного добра, истины и т. п. <…> Жизнь человека в Боге не может быть изолированным творчеством, обособленным от творчества других существ: совершенная любовь к Богу, который с любовью сотворил мир, необходимо включает в себя также и любовь ко всем сотворенным Богом существам. Отсюда следует, что творчество всех существ, живущих в Боге, должно быть соборным, вполне единодушным. Каждый член единодушного целого должен вносить в соборное творчество индивидуальный вклад, т. е. единственное, неповторимое и незаменимое содержание: только в таком случае они могут своей деятельностью восполнять друг друга и создать единое и единственное прекрасное целое, а не повторение одних и тех же действий»8.
И еще одно, четвертое, основное условие абсолютной этики — идеал. Он служит абсолютным масштабом поведения. Если поступок не соответствует идеалу, возникает переживание, которое «называется угрызениями совести, оно может повести за собой раскаяние, ведущее к отсечению усвоенных раньше способов поведения, к перерождению существа и поднятию его на более высокую степень совершенства… Совесть можно назвать «голосом Божьим» в человеке, не в смысле прямого Божественного откровения, а в том смысле, что источник ее есть первозданный индивидуальный «образ Божий», присущий человеку… Приговоры совести поднимаются из темных недр духа безотчетно и могут быть рационально обоснованы только в простейших случаях»9.
Помимо основных условий нравственности существуют еще вспомогательные средства ее воспитания. На первом месте здесь стоит расширение опыта, в котором открывается ценностная сторона бытия. Порой это расширение происходит так: ради достижения каких-либо низших ценностей, например, достижения материального благополучия, человек пользуется, как средством, деятельностью, связанной с высшими ценностями, например, служит отечеству, занимается искусством; причем он так вживается в новые для него сферы бытия, что они становятся для него уже не только средством, но и целью, что соответствует их достоинству.
Этика абсолютного добра, исповедуемая Лосским, отличается терпимостью и реальной оценкой сложившихся ситуаций. Ради великого дела допускается уступка в малом. С каким ригоризмом набрасывались ревнители церковной чистоты на православных иерархов, пытавшихся найти свое место в советской России. «Многие эмигранты так страшно ненавидят большевиков, что стали ненавидеть, строго говоря, всю Россию и с подозрением относятся ко всем лицам и учреждениям, находящимся в России. Они считают подлинно русскими только эмигрантов. Они не способны оценить великие заслуги митрополита Сергия, которому удалось, несмотря на сатанинскую ненависть большевиков к религии, сохранить громадную церковную организацию и, следовательно, предохранить русский народ от двух тяжких бедствий — от полного безверия и от патологических форм сектантского мистицизма. Они не понимают того, что сохранение церковной организации в России достигается путем мученического пожертвования своим добрым именем вследствие компромиссов с советской властью»10.
Среди факторов, способствующих углубленному осознанию ценностей, Лосский рассматривает любовь. Философ не может обойтись без дефиниции, вот она: «Любовь есть онтологическая связь любимого бытия с любящим существом, сопутствуемая особыми эмоционально-волевыми переживаниями; возникновение любви есть онтологическая перестройка, а не только субъективно-психическое переживание»11. Вся жизнь движется любовью к ценностям, любовь многообразна, Фрейд явно переоценил значение половой страсти. Любовь — конкретное единосущее двух или более лиц, полностью она осуществляется только в Царстве Божьем; на грешной земле, в психоматериальном царстве любовь возможна только как приближение к этому идеалу. А как быть с сексуальностью? «Члены Царства Божьего имеют тела, не содержащие в себе никаких животных органов, и, обладая бессмертием, не нуждаются в размножении. Поэтому в Царстве Божьем нет ни мужчин, ни женщин. Это вовсе не означает, будто каждый член Царства Божия содержит в себе вместе как женское, так и мужское половое начало и представляет собой нечто вроде гермафродита. Такое строение было бы отвратительным увековечением сексуальности. Как нечто низшее и несовершенное сексуальность просто вовсе отпадает в Царстве Божьем»12.
Вернемся, однако, с небес на землю. Абсолютная мораль здесь — идеал. Реально существуют кодексы «частичной» морали. В лучшем случае это параллельные линии, идущие в одном и том же направлении. Более трудным объектом исследования являются кодексы морали, несовершенство которых состоит не только в их неполноте, но и в противоречии идеалу абсолютного совершенства. Однако и они при внимательном рассмотрении оказываются только извилистыми путями, на которых уклонения в сторону обусловлены временными обстоятельствами. Даже такой высококультурный народ, как древние греки, оправдывал рабство. Последующее культурное развитие Европы внесло коррективы в этот взгляд. Лосский, правда, отрицает линейный прогресс в истории человечества. Прогрессировать могут отдельные личности (люди и народы), но они же могут и подвергаться распаду, регрессировать. Наше время дало потрясающие примеры регресса, убивающие веру в оптимистическую судьбу человечества на земле. В наши дни восстановлены пытки, институт заложников, концентрационные лагеря, где ни в чем не повинные люди подвергаются мучениям, издевательствам. Человек XX века достоин названия «разумный», но в равной степени — и «слабоумный».