– Да кто здесь был – бандиты?
Женщина, давясь рыданиями, истово замотала головой. Старшина секунду смотрел на нее, а затем осторожно прошел и заглянул в другую комнату – тоже никого. Будь он проклят, если что-то понимает!
– Дайте я вам помогу встать, – предложил он, возвращаясь к женщине. – Здесь нельзя оставаться, дом может рухнуть.
Женщина всхлипывала.
– Васенька… – повторила она и дрожащим пальцем указала на обрушенную стену.
– Господи! – только и сказал Шорин, заметив наконец то, что лежало в самом низу у стены.
Косясь на проваленную крышу, он подошел ближе. Под бревнами, отброшенными в сторону, лежал ребенок лет шести. К сожалению, ничто уже не могло его спасти – мальчика просто раздавило.
Николай присел рядом с женщиной и обнял ее за мелко вздрагивающие плечи. Она уже не кричала, а только закрывала ладонями лицо и часто всхлипывала.
– Что у вас тут случилось? – как можно мягче и ласковее спросил старшина и погладил женщину по голове. – Кто на вас напал? Мы их перестреляем, подонков, – куда они делись?
Несчастная вздрогнула от его прикосновения.
– Из города вызвали отряд, скоро здесь будут наши, – продолжал Николай. – Дом-то как разрушили? Танк проехал, да?
Женщина снова помотала головой и наконец отняла руки от лица.
– Не-е-ет, – выдавила она из себя, и ее лицо вдруг исказила диковатая гримаса. – Жук это был… Жук!
– Жук?! – опешил Николай, начиная подозревать, что женщина тронулась умом от пережитого горя. – Какой жук?!..
Тем временем Остапенко, еще раз взглянув вдоль пустынной улицы и слыша обрывки разговора внутри дома, отступил от ограды в глубь двора, стараясь понять, с кем говорит напарник. Он старался не выпускать из поля зрения проем калитки и был уже на полпути к крыльцу, когда услышал, как на улице за забором хрустнула ветка.
Валентин на мгновение замер, а затем быстро взбежал на крыльцо, нарочито громко топая по ступенькам. Укрывшись в сенях, он присел за косяком на колено и стал ждать. Несколько секунд спустя еле слышно скрипнули доски, проложенные дорожкой от ворот к дому. Капитан вытащил маленькое зеркальце и у самого пола высунул край наружу.
Он ожидал увидеть серьезного противника, но, несмотря на совершенно некомичную ситуацию, усмехнулся и облегченно вздохнул. К дому крался типичный деревенский дедок, прямо дед Щукарь какой-то: несмотря на летнюю пору – драная телогрейка, валенки с галошами и засаленная шапка на голове. В руках дедок тискал охотничье ружье – ствол, направленный в сторону двери, безбожно прыгал вверх-вниз.
«Интересно, – подумал Валентин, – где он прятался, да так, что мы его не заметили? Хорошо хоть не саданул без предупреждения в спину».
– Дедуль, – крикнул он, не высовываясь, – не глупи! Мы из губернской милиции.
Валентин увидел в зеркальце, как дедок чуть не подпрыгнул: он наверняка не ожидал, что маневр будет раскрыт. Замешательство продолжалось, однако не более пары секунд.
– Ага, – крикнул «Щукарь» и завертел головой, пытаясь понять, откуда его заметили, – а я почем знаю, кто вы такие? Вдруг вы эти… такие же уроды?
– Какие уроды, дед, ты о чем?! Ты орла на нашей машине не видишь?
– Я и сам могу орлов, где хошь, нарисовать, – парировал дед. – Документы покажь, с печатью, и выходи по одному. С поднятыми руками, значит!
– Папаша, не пори ерунду! Если бы мы хотели, то давно тебя хлопнули, – приврал Остапенко. – Говорю же: мы из губернской милиции. Тебя как величать-то?
Старик засопел и вдруг с неожиданной готовностью сознался:
– Григорий я, Григорий Иваныч, значит, – ему явно не терпелось обрести официальных защитников.
– Ну так вот, Григорий Иваныч, расскажи-ка спокойно, что у вас тут случилось?
Дедок на сей раз замялся – он, безусловно, был сильно напуган, нервничал и никак не мог решить, как же себя вести.
– Ничего объяснять не буду, – чуть сорвавшимся голосом снова крикнул он. – Выходи, говорю! Не то пальну, верь – не верь, пальну!
– Вот пальну – не надо, – с нажимом сказал капитан, которому надоели пустые словопрения. – У нас автоматы, не ружьишко твое. Мы из города, нам необходимо разобраться, что случилось.
– Действительно, дедушка, – подал голос Николай, который, услышав голоса во дворе, выбрался через разлом в стене и теперь зашел незадачливому охотнику в тыл, – ружье положи и рассказывай, что знаешь. И не дергайся, а то ненароком… Брось берданку, кому говорю!
«Щукарь» опустил ружье и вдруг всхлипнул. Остапенко встал и вышел на крыльцо.
– Ну вот, – Николай пожал плечами, – еще один плачет…