Старичок стоял и грязноватым рукавом утирал слезы. Остапенко подошел к нему, поднял старенькую двустволку и разрядил ее.
– Серьезный ты, однако, папаша! – сказал он, увидев, что патроны заряжены крупной картечью.
Взяв старика за плечи, капитан усадил его на завалинку. Николай прошел мимо них и вывел из дома постанывающую, сгорбленную женщину.
– О, Катерина, дык ты живая! – неожиданно улыбнулся старичок, размазывая по щекам сопли.
Женщина откинулась затылком на бревна стены и медленно мотала головой из стороны в сторону, глядя в небо пустыми глазами.
– Там упали бревна, – Николай кивнул внутрь дома. – Ребенка у нее задавило.
– Васятку?! – ужаснулся дед. – Ох ты, господи, не так, так эдак убили, сволочи…
– Коль, – Остапенко повернулся к напарнику, – что ты узнал?
– Да ничего понять невозможно, – пожал плечами Николай, – сам видишь, в каком она состоянии. Твердит про жука какого-то. Типа, дом разворотила тварь какая-то в виде жука.
– Слушай, а эти странные следы – действительно, словно громадный жук полз!
Секунду Николай смотрел на напарника, заломив брови.
– Бред! – наконец категорично возразил он, махнув рукой.
– Григорий Иванович, – Валентин присел на корточки рядом со стариком, – у женщины горе, шок, я понимаю, но ты хоть нам расскажи, что произошло. Кто сюда приходил, где все люди?
Старик шумно, с придыханием, вздохнул:
– Да все они там, куда и сбежались – вон, тут недалеко! Все там и остались, горемычные, а кто не остался, так по погребам попрятались и сидят… Сынки, а закурить у вас не найдется?
Валентин вытащил пачку «Донского табака», вытряхнул сигарету и щелкнул зажигалкой. Старик жадно затянулся и, несмотря на сложность момента, деловито прокомментировал:
– Фабричные, вишь, не махорка! Слабоваты, однако…
– Ладно тебе, слабоваты! Слушай, а куда все люди сбежались, почему? Что там за вашей околицей?
– Арка там сегодня днем объявилась!
– Чего? Какая арка? – хмыкнул Николай. – Триумфальная, что ли?
Старик посмотрел на него снизу вверх:
– Дурак ты, парень, да почему триумфальная-то?! Вот как ведь было. Бабахнуло вдруг рано утром, и сильно, словно взорвалось что-то, тряхнуло тоже сильно. Никто понять ничего не мог, а потом прибегает Петра Ошуркова пацан и кричит: «Арка, арка! За деревней у луга арка сама собой выросла!»
– Что за ерунда? – удивился Николай.
– Кабы ерунда! – горестно крякнул дед, мотая головой. – Все пошли смотреть, бегали взад-вперед, щупали эту арку, словно полоумные… Арка-то красивая, то ли металлическая, то ли каменная, так сразу и не понять. Часам, почитай, к двенадцати чуть ли не вся деревня собралась вокруг нее.
– Ну и что?
– А то! Стояли вокруг, смотрели… Шутки да прибаутки, все как полагается… И вдруг из промеж арки жучина громадный появляется!
– Что значит «из промеж»?! – Вскинул брови Остапенко.
– Да вот так и из промеж! Я сам не видел, потому и жив остался: мне-то, старому, не убежать было бы, а Митька Коновалов один из немногих, кто видел, – убег. Говорит, что прямо как бы из воздуха в арку вылез большой жук.
– И что же дальше?
– Говорит, жук вылез, увидел толпу – остановился. Все стоят, смотрят. Жук вдруг двинулся, и прямо на народ. Мужики там кое-кто были с ружьями, ну, само собой – палить начали. Жуку – хоть бы хны! А сам он тогда сразу огнем плюнул и кучу народу сжег. Все бежать кинулись, а жук снова и снова огнем плевался, ну вроде как тоже стрелял, значит… Я понимаю, что машина это какая-то. Я же не совсем из ума выжил: не бывает таких жуков громадных.
– А ты его вообще сам видел?
– Лучше б не видал! Он когда народ-то на лугу пожег, по краю деревни прополз, да быстро, как автомобиль, точно говорю! У Катерины дом своротил, погань эдакая… Вон там, видите, на улице остановился.
– Ясно, – словно что-то поняв, кивнул Николай. – Так ты уверен, что это машина?
– А то что ж?! На вездеход похожа, но колес нету. И гусениц нету. Ноги, говорю, как у жука, лап шесть, кажись. – Дед помолчал. – Большая гадина, с автобус, наверное! Бронированная – пули-то не берут, немудрено такой дом свернуть… А внутри там сидели эти… уроды. Когда жук встал, они вылезли наружу!
– Какие уроды, кто? Люди?
– Да с хрена ли люди, говорю ж – уроды! Одеты в черное, блестящее, как антрацит, и сами черные, насколько я разобрал!
– Негры?! – удивился Шорин.
– Сам ты негр! – возмутился дед. – Вообще не люди! Не так чтобы высокие, но кряжистые, пузатые. На головах шлемы, так что лица толком я не рассмотрел.
– Сколько их было?