И вообще, это черниговское посольство к Скопину-Шуйскому напомнило мне знакомую с детства картинку «Ходоки и Ленин». Вот напротив нас с Михаилом, выпрямившись, стоит стрелецкий полусотник, всех начальников старше чином забрал с собой Лжедмитрий, и терпеливо ждет ответа, положив руку на рукоять сабли. Рядом с ним мелкий купчик или зажиточный ремесленник из городской черной сотни, нервно мнет в руках шапку в окружении выборных рангом пониже, из посадских или даже крестьян, опустивших голову от стыда за прошлогодние свои художества. Но у меня сейчас совсем нет желания наводить критику на этих людей, с головами замороченными Смутой, которой немало поспособствовали неразумные решения предыдущего правительства, читай Бориса Годунова. Надоело повторяться, дело делать надо.
Решено. Послезавтра сворачиваем лагерь и выступаем к Чернигову, бодаться с Жолкевским. Дней через семь-восемь первая фаза войны уже разрешится и местные служилые люди, ранее колебавшиеся в выборе, в этой схватке будут на нашей стороне, обеспечивая связь и разведку. Не зря я советовал Михаилу не слишком торопиться к месту событий. Помимо возможности устроить учебный процесс без отрыва от марша, это дало местным жителям возможность по полной программе оценить польских гостей, вместе с их украинско-козацкими подхалимами, и окончательно выбрать для себя, на чьей стороне они будут сражаться. Также не пропал втуне и весь арсенал нашей пропаганды и агитации, который мы тоже использовали не стесняясь по полной программе, от подкидывания анонимных писем, до засылки распространителей нужных нам слухов. Какие могут быть стеснения, когда Родину спасать надобно, а всякий, кто выступает против этого, есть самый натуральный враг народа. И вот теперь нива полностью созрела, пора убирать урожай. Без этого могла получиться война всех со всеми, то есть явление крайне нежелательное и нам совершенно не нужное.
12 сентября 1605 год Р.Х., день девяносто восьмой, Полдень. Москва, Пушечный двор.
Мастер Андрей Чохов.
На Пушечном дворе, находящемся примерно там, где в наши дни расположен магазин «Детский мир», несмотря на прохладную осеннюю погоду, стоит невыносимая жара. Пышет огнем литейная печь, в которой плавится смесь из ста частей красной меди, восьми частей олова и десяти частей латуни, превращаясь в самую лучшую в этом мире венецианскую пушечную бронзу. Потом эта расплавленная бронза раскаленными тонкими ручьями по специально проделанным по земле каналам течет в расположенные вокруг нее заглубленные в землю специальные новомодные сборные литейные формы-жакеты предназначенные для отливки полевых четырех, восьми и двенадцатифунтовых пушек, в эти времена именуемые «малым нарядом». Эти необычные в эти времена орудия, которых заморский князь Серегин заказал для русского войска «чем больше, тем лучше» были предназначены не для разрушения крепостей, а всего лишь для быстрого и максимально эффективного истребления вражеских воинов на поле боя.
Мастер Андрей Чохов, в свое время учившийся у знаменитого пушечного мастера Кашпира Ганусова, прожил шестьдесят лет, но таких пушек и таких методов отливки до сей поры не видал. Сами готовые пушки выглядели странно. Гладкий, без узоров и рисунков сквозной бронзовый ствол, отлитый заодно с цапфами и чуть расширяющийся к казенной части, отдельно отлитый навинтной казенник с кованым из железа вертикальным клиновым затвором, винтовой подъемный механизм вместо вертикального клина, легкий скрепленный железными кольцами деревянный лафет.
Орудия выпускались трех типов Четырехфунтовка (87мм) с длиной ствола в двадцать калибров, вместе с лафетом, но без зарядного ящика, весила двадцать пять пудов (400 кг.). Восьмифунтовка (107мм) с длиной ствола в восемнадцать калибров, весила 32 пуда (500 кг.). Двенадцатифунтовка (120мм) весила 42 пуда (680 кг). Все эти пушки перевозились парой лошадей в пешей и четверкой в конной артиллерии, а также имели при себе пароконную зарядную повозку с готовыми выстрелами в закрытых и защищенных от непогоды ящиках.
От идеи изготовления копии Шуваловских гаубиц* капитаны Серегины, в конце концов, отказались, потому что те хороши были только в стрельбе картечью по плотным боевым порядкам противника, но были крайне плохо приспособлены к любым другим видам стрельбы. Так, например, заряжаемые поперек ствола овальные снаряды были в два-три раза сложнее и дороже в изготовлении, а летели, беспорядочно кувыркаясь, на меньшую дистанцию и с меньшей точностью, чем круглые чугунные ядра обычных для этого времени пушек. К тому же дебильной выглядела ситуация когда один заряжающий вкладывал со стороны дула снаряд, а второй подавал с казенной части картуз с пороховым зарядом.