Эпидемия чумы... 4998.
Вспышка нового вируса гриппа, допустим, обезьяннего... 4240.
Извержение вулкана... 2511.
Ещё метеорит... 703.
Взрыв опустевшего атомного реактора... 258.
Нашествие крыс-мутантов на колонию выживших... 93.
Так, где же остальные?
Ах, благословенный остров Рльех! Я и забыл, что поставил ему защиту от случайных явлений. Он даже не погиб при затоплении.
Островитяне прокричали восходящему солнцу приветствие. В последний раз.
Я снял с острова защиту, и он тут же опустился в пучину морскую. Вперёд, культисты. Ваш морской бог заждался.
В углу экрана одиноко пристроилась цифра "1".
Поиск.
Передо мной предстала улица псевдоевропейского города. Вода бежала по стокам, по дороге носились газеты, фантики, пустые пакеты и прочий мусор. Я сдвинул картинку и присвистнул.
Мой скверик! Неужели Ева при моделировании городов воспользовалась и той обстановкой, что была на заднем плане её портрета? А вон и та лавочка...
На скамье сидел какой-то парень и кутался в женскую шубу. Видимо, снял с какой-то мёртвой сибаритки. Ничего страшного в мародёрстве нет, если ты остался на планете один одинёшенек. Когда-то и я поступил так же.
Не понимаю, как ему удалось выжить. Впрочем, это неважно. Он тоже умрёт с минуты на минуту - в городе стоит безумный холод. Странно, что этот последний герой решил встретить свою кончину на улице, а не остался в каком-нибудь более-менее тёплом подвале.
Мне вдруг стало его жалко. Я нашёл в дебрях жёсткого диска модель моего бункера и скопировал локацию рядом с тем городом, где находился паренёк. Осталось отдать ему команду - топать в убежище.
Убедившись, что человек в безопасности, я отодвинул клавиатуру и пошёл разминаться. Меня преследовало дежа вю. Последний герой в точности повторял мою судьбу. Было ли это совпадением?
Я вернулся к экрану. Неизвестный парень ел, спал, читал.
- В детстве у меня был хомяк. Ты ничем не лучше его. Разве что читать умеешь.
Я ускорил течение времени, а потом опять вернул его в нормальное русло. На моей Земле прошёл год, а человек не делал ничего интересного. Ел, спал, читал... постойте! Он что, программирует? Быть не может, что это компьютерщик. Он бы в первый день вскрыл серверный шкаф.
Я изменил масштаб, повернул камеру к его экрану. Парень действительно писал программу, причём на Си... Код был мне до боли знаком.
Он писал Еву.
Он - это я.
Меня одолел приступ истерического смеха. Я не мог остановиться, всё хохотал и хохотал.
Это я написал историю моего мира, не виртуального, а настоящего. Это я устроил себе такую весёленькую жизнь в одиночестве. И теперь он - я из прошлого, я двухлетней давности - сидел за компьютером и писал свою первую Еву. Писал, чтобы после проапгрейдить её до второй версии, затем уничтожить, написать заново, снова убить, опять написать, подарить ей смерть от старости в личном виртуальном мире, установить заново, в который раз удалить, устроить миру тотальный апокалипсис, спасти последнего человека, увидеть, как тот пишет свою первую Еву... А потом сойти с ума окончательно.
Я пошёл в ванную, не переставая смеяться, и перерезал вены.
2009
Небо безупречно голубое, лужайка безупречно зелёная. Вверх – тысячи метров такого же чистого неба, по сторонам – тысячи одинаково идеальных лужаек, окружающих опрятные и во всех отношениях симпатичные домики. Разных цветов и стилей, но, несомненно, аккуратные и благоустроенные.
Каждое утро, примерно в одно и то же время, Р-Л-25479, или просто Эрл, выходит из своего конструкторного жилища, садится в экомобиль и катит на работу, в такой же опрятный и чистый офис, где занимает целый кабинет. Кабинет этот оборудован солидным углепластиковым столом – ни дать ни взять, оплот надёжности и уверенности в завтрашнем дне. На столе водружается ЭВМ, тонкая, ненадёжная и нервирующая своей привычкой бунтовать и стопорить работу в самый неподходящий момент. Зато с крышки сей машины всегда спокойно взирают портреты великих С-И-1 и П-В-1. Под их умиротворяющим взглядом Эрл чувствует, что всё идёт именно так, как надо. И если ЭВМ даёт сбой, Эрл снимает один из портретов, а то и оба сразу, и назидательно демонстрирует их экрану бесноватой техники.
Этим он и прозанимался сегодня целых четырнадцать минут и двадцать восемь секунд, бедный, измождённый негодной машиной Эрл. ЭВМ так и не склонилась пред ликом мессий, и Эрл принялся ждать автоматического списания и замены оборудования. Ещё двадцать три минуты и одну секунду он провёл в мучительном безделье, которое было хуже всякой другой пытки. Он даже решил внепланово провести час лени, но поскольку тот по режиму наступал ровно в восемь вечера, Эрл не смог осуществить данный замысел и впал в депрессию. Его голова устало опустилась на грудь, и он почувствовал, что ему незачем больше жить.