– Так, – согласился я, начиная понимать, куда он клонит.
– Ты верно думаешь, что я тебя тут мистификациями балую? А я скажу, что это, пожалуй, и есть настоящее волшебство, истинно правдивое и чистое в своей простоте. Оно совершается ежедневно, сотнями людей, не осознающих что творят его. Эта простая и порой незримая магия оставляет след на всем, к чему они прикасаются, не только своей рукой, но и мыслью.
– Вы что же, волшебник?
– Я всего лишь человек, способный творить. Но творить для мне почти то же, что и колдовать. На самом деле, многие люди могут делать то же самое, – проговорил он вкрадчиво, установив на свободный мольберт, ожидающего чуда Псоглавца.
– Сомневаюсь я в этом. Для большинства людей ваша магия запредельна и недоступна.
– О-о-о, – усмехнулся мой собеседник. – Магия общедоступна как и русский язык. Скажи, многие владеют им в совершенстве?
– Ну, я точно не владею.
– Что же тебе помешало овладеть им?
– Не знаю даже, – я глуповато поскреб свой давно не стриженый затылок, – наверное, упорства не хватало, видимо, я лентяй.
– Я бы так не сказал, – проговорил Олег Владимирович, обводя мою заваленную работами комнату смеющимся взглядом. – Думаю, сухие правила грамматики были тебе просто недостаточно интересны. Этот принцип работает абсолютно во всем. Все, к чему мы испытываем интерес, стойкий и неподдельный, искренний интерес, рано или поздно поддается нашему упорному натиску и раскрывается во всей свое первозданной сути. Так же и с магией. Желание постичь ее природу и нацеленность на результат – вот все, что требуется для сотворения чуда. Ну и, конечно, вера, здесь она имеет огромное значение. Если в существование грамотных людей пока еще верят, то с волшебниками дела обстоят иначе, – Олег Владимирович резко встал, и стул издал надрывный протяжный стон, выведший меня из трансового состояния.
– Что нам стоит дом построить – нарисуем, будем жить, – проговорил я старинную присказку, осмысливая ее по-новому. – Олег Владимирович, я – не вы. Я так не сумею.
– Ты уже это делаешь. И нас не так уж и много отличает друг от друга. Я лишь осознаю и контролирую все процессы, только и всего.
– Действительно, какая малость, – брызнул я саркастически, – научите?
– Боюсь научить этому нельзя, – неожиданно печально изрек мой новый друг. – Магия осваивается исключительно опытным путем, а передать можно лишь знания. Но и они не несут особой пользы, если не отягощены чувственным опытом. Все что я могу для тебя сделать – это быть рядом, когда мир вокруг тебя начнет трансформироваться, расширяясь и выходя за пределы твоего разума. Слушай мои советы, Витя, и делай по-своему, – добавил Олег Владимирович, направляясь к двери.
В этот момент я вдруг отчетливо понял – вот оно, то место, в котором окончательно рвется ткань моего бытия.
Глава 8
Он ушел, оставив меня в зыбком, туманном состоянии. Сидя на стуле, том самом стуле, на котором возвышалась его могучая фигура, я отстраненно наблюдал, как сквозь белесую муть моего сознания начинают проступать ясные, почти телесные образы. Как с треском рушится оттесняемый ими прежний, не лишенный лирики, но все же мрачный мир.
Вдруг я неожиданно резко вскочил, напуганный сомнительными видениями новой радужной дали. Так сильно устрашил меня отрыв от реальности, что я стал пятиться в глубины прошлого, пока не наткнулся на старое, детское воспоминание о родителях. Оно было столь гнусно-коричневым, неаппетитным, по сравнению с многообещающими миражами будущего, что я вновь отдался плавному, тягучему течению вперед к неизвестному.
Так я посидел до глубокой ночи, витая в сказочных, сотворенных мною же дальних-далях. Затем встал, надел парку, затянул в хвост отросшие волосы и вышел в ночь. Она была энигматически-притягательная, пронзительно-чистая и морозная. Скамейки в моем пустынном дворе искрились под толстыми снежными пуховиками. Я расчистил одну и уселся, словно на трон. Посидел так какое-то время, вдыхая крупицы волшебной пыли, роящиеся в зимнем тихом воздухе, потом встал и пошел вдоль Фонтанки в сторону Марсова поля.