Никодим недоверчиво качает головой, потом разваливается в своем нематериальном кресле в позе отдыхающего туриста на пляже пятизвездочного отеля.
— Серафима, солнышко мое, ты отстала от мирской жизни на лет пятьдесят. Теперь девушки еще и не такое прощают, уж поверь, — назидательно вещает он и поглядывает на собеседницу, которая качает головой, мол «чепуха». — Ты, когда отказалась прокачивать своим персам «логику» хотя бы до 50-ти процентов, не задумалась о последствиях, а они уже появляются на поверхности.
— Если бы у моих персонажей была логика хотя бы 50 %, они бы замуж за ваших героев никогда бы не выходили, что вызвало бы демографическую катастрофу, — спорит Серафима, тыча в собеседника полупрозрачным пальчиком. — Я прокачиваю у своих персонажей сердечность, доброту, сострадание и человеколюбие, чтобы они ваших «пришибленных» подопытных любили такими, какие они у вас недоделанные получаются.
— Это мои-то «недоделанные»?! — тут же подхватывается Никодим, грозно нависая над собеседницей. — Да мои парни — само совершенство!
— Ага, только с твоей точки зрения, — скептически качает головой Серафима. — А с точки зрения «полезности для совместной с моими персами жизни» — они просто никчемная «тупая гора мышц» с неконтролируемо твердеющим отростком между ног.
— Это вы зря так говорите, уважаемая, — встревает в разговор нематериальное нечто по имени Мефодий, зависая перед лицом женщины. — Гора мышц нашим персам необходима — это мужественность и физическая сила для защиты ваших «тонких, слабых, мелких и нежных».
— Ха, для защиты? — хмыкает Серафима. — Да у вас каждый второй от элементарной плановой службы в армии «косит», претворяясь недоумком. Защитнички, едрён-батон! Мужественность? Не смешите меня. Где она, эта мужественность сейчас? Парни одеваются, как девчонки, обвешиваются блестяшками. Песни поют девичьими голосами, тискаются друг с дружкой в подворотнях и даже на эстраде. Да вы только от своего экрана отвернетесь, как эти ваши персы «мужественные» в койку к друг дружке прыгают. А почему? Да потому, что мои «мелкие и нежные», хоть и с недокачанной логикой, но весьма сообразительные стали и требовательные к вашим «мужественным». Мои уже, прежде чем соглашаться с вашими на интим, тестируют их на наличие «умений, способностей и полезности для жизни». А таковых у вас не много.
— Да, что вы говорите? — скептически ухмыляется Никодим, снова усаживаясь в импровизированное кресло. — Сообразительные они у вас? Ага. Да им только голый торс покажи, у них тут же вся их сообразительность отключается в пользу органа, который расположен метром ниже.
— А-ну, обоснуйте, уважаемый коллега, — сердится Серафима, уставившись на хитрую физиономию собеседника. — Без доказательств, ваши обвинения — голословны.
— Вот вы на каких сказках прокачивали душевные качества предыдущего поколения женских персонажей? — тут же задает вопрос Никодим, подмигивая одним глазом своему парящему под потолком и хмурящемуся коллеге.
— На стандартных, — удивляется Серафима, но чувствуя в вопросе подвох, неуверенно спрашивает. — А что?
— Стандартные, это где добро побеждает зло? Э-э-э…, по мнению современной молодежи — это ОТСТОЙ! Стандартные сейчас не в моде, коллега. А в моде вот такие, — с этими словами Никодим одним взмахом руки меняет картинку на трехмерном экране.
Серафима с удивлением смотрит на ту самую картинку, ее рука непроизвольно ложится ей в область сердца, а с губ слетает: «Владыка Всевышний!…»
— Вот-вот, госпожа, Серафима, — подтверждает небезосновательность шока своей собеседницы Никодим. — Теперь заглянем в чудо-текст, если вы в состоянии это перенести и мгновенно не сбросить все свои перья. Итак, название: «Проданная Змею-Горынычу», замечу — том первый, то есть, если главная героиня выживет, то будет еще и том второй. А теперь углубимся… Вот, принцессу-красавицу, то есть главную героиню, продали беспощадному Змею-Горынычу, так, дальше, вот ее привозят к нему в Логово, м-м-м… дальше, вот он ее уже раздевает, — быстро листает страницы на экране Никодим, — далее идет сцена со всеми детальными описаниями всех гениталий всех главных героев. Замечу, что Змей-Горыныч имеет, как три головы, так и три тех самых соответствующих его общим размерам гениталии, которыми и орудует со свойственной его натуре зверственностью и беспощадностью.
Никодим отрывает взгляд от экрана и смотрит на побелевшее лицо своей собеседницы, выпученные глаза которой не моргая бегут по чудо-тексту.
— Серафима, родненькая, давай пролистаем это безобразие, а то боюсь, ты сейчас облысеешь совсем — вон, перья уже посыпались.
С этими словами Никодим начинает быстро листать страницы на экране.
— Вот, страница 105 — то же безобразие и зверства, так… так… страница 160 — очередные извращения, Змей-Горыныч уже и друга своего позвал для повеселиться с девушкой, так… так… страница 220 — а вот, она уже и забеременела…
— Что? Как? Это невозможно! — ошарашенно восклицает полуоблысевшая Серафима.
— Почему невозможно? — удивляется Никодим. — В сказке все возможно.
— Нет, ну а как же Добрый Молодец? Где он? Он уже давно должен был искать свою суженую, спасать ее…
— Э-э-э, Добрый Молодец, Иван-Царевич и Прынц на белом коне — это не актуально сейчас, Серафимушка, — победно ухмыляется Никодим. — Но не надо отчаиваться — Хэппи Энд будет.
— Как? Каким образом, если Добрый Молодец не спасет эту несчастную? — в сердцах восклицает Серафима.
— А вот так, — разводит руками Никодим. — Есть три варианта Хэппи Энда. Первый: «несчастная» рожает крепыша Змей-Горынчика младшего и его папаня резко, как по щелчку пальцев, становится любящим супругом и заботливым отцом. Второй: «несчастная» рожает Змей-Горынчика-бейбика и удирает с малышом в неведомые дали. Здесь книга заканчивается и в конце ее дается ссылка на том второй. Третий вариант ХЭ: «несчастная» так безмерно счастлива от мучений и зверств, что без памяти влюбляется в Змея-Горыныча, и до кучи влюбляется в его распутного друга, который частенько залетает к ним в спаленку. Родившегося Змей-Горынчика-бэйбика они всем скопом зажаривают на гриле и съедают на ужин, а потом сытые и довольные продолжают свои оргии. Вот, Серафимушка, такие сказки предпочитают твои прекрасные, душевные, сердобольные и сообразительные персонажи.
— Нет, это невозможно! — спорит с ним Серафима. — Я уверена, что сие произведение вызвало шквал неодобрения и гневные отклики!
— Думаешь? — хитро улыбается Никодим. — А давай мы сейчас посмотрим, что пишут в отзывах твои сердобольные и нежные персонажи. О-о-о, видишь, как здОрово, аж пять тыщ откликнулись. И что же они пишут? Ага. Вот: «Великолепно! Автор, вы умница!», «Какая прелесть! Иду читать второй том!», «Это было восхитительно! Браво, автор, побольше бы таких сказок!»… М-м-м… Продолжать?
— Не надо… — нервно сглатывает Серафима, беспомощно оглядываясь на кучу перьев, что осыпались с ее белых крыльев.
Никодим понимающе кивает, замолкает и взмахом руки восстанавливает на своем трехмерном экране программу прокачки своих персонажей.
— Сказка ведь должна нести полезную информацию, учить чему-то… Что-то я не пойму… — смотрит на него Серафима. — Смысл здесь где? А мораль?
— Вот именно — полная АМОРАЛЬ! — констатирует Мефодий, плавно заходит на посадку и устраивается на плече Никодима.
Серафима ошарашенно застывает в позе убитой горем матушки нерадивого ученика, которого разбирают на школьной линейке.
— Может наши персонажи и не 100 % идеальные, но та самая «мораль/порядочность» у них прокачана до… м-м-м… 60-ти процентов. Вот так, Серафимушка, — «добивает» Никодим свою собеседницу и торжественно ударяет «дай пять» по ладошке своего летучего коллеги.
— Я займусь этим… Вы только Владыке не говорите, хорошо? — просит женщина своих собеседников.
— Думаешь, от НЕГО что-то можно утаить? ОН об этом знает, не сомневайся.