— Миша сказал, что я влюбился. Поэтому, наверное, доброта прет из меня со страшной силой, — пытаюсь пошутить я, в надежде, что она не разревется тут сейчас, а то не люблю я эти ситуации с женскими слезами. — Я ж тебе не чужой, в конце концов!
Видимо, решив, что я таки не совсем ей чужой, она решается заговорить.
— Не моя это дочка, — кивает она в сторону комнаты. — Сестры погибшей. Девочка маму не помнит — была совсем малюткой, когда Алина погибла. Меня мамой называет, а я не говорю ей правду… Ну… я не отдала ее в детдом, опекунство оформила.
Замолкает. Вздыхает тяжело. Я жду, не тороплю — пусть сосредоточится и уже выложит мне все, что накипело. И она таки взрывается, радуясь возможности высказаться.
— Денег не было совсем. Жрать, Рузанов, было нечего, за квартиру нечем было платить. На работе крохи получала, так что только молоко ребенку и могла купить. Тебе не понять… Я тогда паспорт Алины нашла, который не сдала после похорон, не до того было. По этому паспорту я в ваш спортивный вип-клуб записалась. Ходила знакомиться с богатыми мужиками. Там и с тобой познакомилась. Помнишь? Так и жили, на подарки и подачки. На твои подарки и подачки, Рузанов.
Она горько усмехается и, прислонившись к стене, сползает на корточки, закрывая лицо руками. Думал, заплачет. Но нет, не заплакала.
Отрывает руки от лица и продолжает:
— Кучинского тоже так подцепила, в элитном клубе. Только он завел свою игру. Узнал, что я не дочка богатого папаши, который живет сейчас за границей. Заснял он на видео секс с ним. Сказал, что если не буду выполнять его требования, то отправит запись в службу опеки и у меня Наташку заберут. У них там строго с этим. Кто доверит ребенка проститутке? Ну я и делала то, что требовал этот урод. Вот так, Рузанов. Давай, скажи, что я соска гребаная, что так мне и надо…
Она с трудом поднимается на ноги, выпрямляет спину, с вызовом задирает подбородок и смотрит мне прямо в глаза. Ну, чисто, Зоя Космодемьянская на допросе у фашистов.
Я стою и думаю: «А сильная она. Хоть и боится, но держится. Даже уважения заслуживает».
— Что теперь собираешься делать? — спрашиваю, а сам уже прикидываю, как можно выдернуть ее из этого дерьма.
— Можно попробовать уехать подальше. В Сибирь какую-нибудь глухую, чтоб Кучинский не достал… — иронично улыбается она.
— Не надо в Сибирь, — чешу я свой щетинистый подбородок. — Дай мне свой паспорт. В смысле который на Марину. Я тебе визу сделаю в Европу. Поедешь со мной в Ригу. На этой неделе мне туда нужно будет по работе. Из Риги отправлю тебя в Германию, в Дрезден. Там есть знакомые, приютят на первое время. Потом подцепишь немца какого-нибудь и выйдешь замуж. Немцы русских девушек любят. Пирогов ему напечешь — так он женится сразу от счастья, — даже улыбаюсь, расписывая ей ее прекрасное будущее. — Выйдешь замуж и сменишь фамилию. Поняла? Знакомые там тебя поддержат первое время, но работу там найдешь. Это без вариантов. Если здесь выжила — там не пропадешь. Так что, давай, паспорт неси и свидетельство о рождении ребенка.
***
Еду домой и думаю: «И правда, чего это я таким добрым стал? Зачем решился помогать Кошкиной? А с другой стороны — ну не бросать же ее в беде, на самом деле. А ведь раньше я как-то не проникался заботами других. Странно, как сейчас себя чувствую… А может я всегда был таким добрым? Просто сейчас, как-то спонтанно, представился хороший случай применить мою, спавшую ранее, душевную доброту. И куда делась вся моя злость на Алину-Марину? Когда увидел ребенка рядом с ней, что-то треснуло внутри, как будто камень разбился и рассыпался на мелкие кусочки. А сейчас чувствую такое облегчение, даже дышать стало легче».
Мысли возвращаются к Катерине. Почему сбежала? Что так резко изменилось утром? Женщины… Как вас понять?
Напряженная неделя впереди. Надо подготовится к Рижской конференции, там будет много народа из Европы, нельзя допускать ошибок и упускать возможностей к сотрудничеству. Вряд ли будет время встретиться с Катей, ну в смысле нормального свидания, или похода в кино, например. Заскочить на пару минут смогу, только вот не обидится ли она, что не уделяю ей много времени? Думай теперь, чтоб не обидеть и чтоб не обиделась. Женщины… Как с вами трудно…
Глава 14
Катя
Удивительно, что Котяра-соблазнитель не спорил и отвез меня домой. Может, обиделся, что так резко сорвалась? Ага, не сорвешься тут…
И вот же надо было такому случиться? В самый неподходящий момент. Ой, как не вовремя, блин, а когда «они» бывают вовремя… А вообще-то, хорошо, что «они» начались, а то ведь Злодей-соблазнитель в Дубравушке с разгону вдул в меня все до капли. Могла и залететь, но нет, слава тебе, Господи. Надо будет купить что-нибудь предохранительное, а то ведь Кирилл Иванович, похоже, не внял моим просьбам и захочет продолжить это эротическое безобразие.
Прошерстила у него в ванной все шкафчики, но ничего подходящего для использования в «женской ситуации» не нашла. Поэтому потребовала срочно отвезти меня домой. Объяснять ему свое бегство не стала. Разве мужчинам о таком говорят? Нет, не говорят. Смотрел на меня настороженно, наверное, мысли мои прочесть хотел. Но отвез домой. Поцеловал. Сказал, что позвонит.
И вот как быть дальше? Вот что сейчас делать? Сдать позиции и закрутить с ним роман? А потом что? Потом, когда бросит? Заливать подушку слезами? А-а-а, ну почему он такой? Был бы простым нормальным парнем, было бы легче. Нравится он мне, что тут скрывать. Но его вип-статус отбивает всякое желание бросаться в любовь с головой, потому как в итоге, уже подозреваю, я как раз таки и разобью свою голову о ту стену, которая нас разделяет.
Сразу представляется картинка с той самой толстой и высокой стеной. Я по одну ее сторону, где опаленная солнцем жухлая трава, облетевшие под напором шквального ветра деревья, покосившиеся серые домишки и пасмурное небо, затянутое тяжелыми тучами. А Кирилл Иванович по другую сторону, где светит яркое солнце, зеленеет листва и колосится сочная трава, по которой весело гуляют белые сытые овечки, а над ухоженным садом с яркими цветами и белыми скульптурами высится двухэтажный особняк с колоннами, пред которым на подъездной дорожке стоит шикарный блестящий авто. И вот этот сытый ухоженный богач прогуливается по саду, нюхает цветочки, щурится от яркого солнышка и подходит к толстой высокой стене, за которой я, затаив дыхание, с профессиональной надеждой матерой Золушки, наблюдаю, как он подставляет лестницу, поднимается по ней и заглядывает на мою сторону. Хмурится, разглядывая невеселый пейзаж, затем замечает меня. Взгляд его проясняется и он машет мне рукой, мол «иди сюда, девочка». А я, побросав свои нехитрые пожитки, мчусь к нему на крыльях счастья. Вот она удача! Вот он мой спаситель и даритель неземных радостей! Подбегаю к стене и пытаюсь дотянуться до его руки, подпрыгивая, как ошалевшая козочка. Но рука спасителя все еще далеко и допрыгнуть никак не получается.
— Билим-блим-блим… Билим-блим-блим…
Эй, заткнитесь там! Не мешайте! Еще одна попытка и я ухвачусь-таки за палец своего благодетеля!..
— Билим-блим-блим…
Да что ж такое-то?!
Я подскакиваю на диване. Спала? Во, мля, сон, так сон! Вещий, наверное…
Топаю к двери, в глазок наблюдаю обеспокоенную Варю.
— Ну, как в клуб сходила? Дома не ночевала? Ты что, со Стасом спала? — тут же набрасывается она с вопросами, когда, открыв дверь, я жестом приглашаю ее пройти в гостинную.
— Нет, — говорю, — спала с Кириллом Ивановичем.
— Вот те, нате! — удивляется Варя, усаживаясь на диван. — Как, опять?! Ну-ка, ну-ка, с этого момента подробнее, пожалуйста!
Ох, придется рассказывать. Она ведь не отстанет. Ну и начинаю все с того момента, как приехали мы со Стасом в Адмирал, причем подробно и эмоционально.
— … шарахнула его электрошокером и бегом к входной двери, — вещаю я, уже и сама увлекшись рассказом о своих бравых похождениях.
— А-а-аха-ха-ха, — закатывается Варя звонким смехом.