Набираю номер отца.
— Па, привет. Отправил девушку, встречайте там. Фото ее тебе скинул, ты получил? А? Я же говорил, у нее неприятности. Не, не я ее так отделал, ну ты чё, совсем уже? Как Хильга, не против приютить ее? Ну хорошо. Да, помоги ей устроиться на работу. Нет, па, она не моя девушка. Кстати, мужика ей там присмотрите, чтоб порядочный был. Ну, добро. А? Нет, сам не могу пока что. Работы много. Как разгружусь, может слетаем к вам на недельку. Ага. Что? Миша в порядке. Хорошо, ты тоже передавай Хильге привет. Ну, давай. До связи.
Голос отца такой далекий и такой родной… Почти год, как мы не виделись. Скучаю… Но он там в порядке. Рад за него. Женился он на немке, вот уже восемь лет, как переехал к ней. Она тоже музыкант, как и мой отец. Работают вместе в оркестре и дают уроки музыки. Живут в доме Хильги, дети которой разъехались по свету и ее большой дом опустел. Кошкиной с малышкой там места хватит. А Хильга — женщина добрая, не обидит.
Выхожу на улицу и вдыхаю свежий утренний соленый воздух Балтики. Теперь в гостиницу и поспать пару часов. Потом просмотреть списки приглашенных на конференцию. Надеюсь, среди них есть люди, которым можно предложить сотрудничество.
Два дня в делах и переговорах пролетают очень быстро. Каждый вечер звоню Кате. Чувствую себя счастливым — она меня ждет. Надо шпротов ей купить по приколу, но сам для себя решаю, что загляну перед отъездом в ювелирку. Видел там красивое колье с янтарем — это будет мой подарок Конфетке. Сразу, может, и пирожных прихватить, если захочет опять обстрелять. Улыбаюсь сам себе. Пусть обстреливает, лишь бы обнимала и целовала…
Хорошо, что удалось убедить ее в том, что мои подарки — это забота о ней, а не «оплата услуг». Надеюсь, больше к этому вопросу не вернемся. А еще лучше, что Герасим остается приглядывать и оберегать ее, ведь теперь, когда я выдернул Алину из когтей Кучинского, он может попытаться отомстить. А как мне можно отомстить? Да, этот упырь, как последний трус, в качестве объекта для мести может выбрать дорогих мне людей. А кто мне дорог? Миша и Катя. За Мишку можно не волноваться — он мужик крепкий и ответит так, что челюсти посыпятся. А вот Конфетка, она может пострадать. Но я уверен в Герыче — он не даст ее в обиду. Да и сам я постараюсь чаще быть рядом с моим котенком.
И еще, мне нравится идея Кати открыть «Школу Искусств». Да, мы ее так и назовем. И будет там не только рисование, но и музыка. А как же? Надо озвучить эту идею Игнатову, он заинтересуется, это точно. По его инициативе мы проводим выставки и устраиваем концерты. А если предложить ему более серьезный проект, он точно не откажется.
Сегодня дорога домой получается так, что опять ночью. Ну ничего, через полчаса граница, а там и до дома рукой подать. Бросаю быстрый взгляд на заднее сиденье, вспоминая Алину-Марину с девочкой на руках. Представляю себе, что там сидит моя Катюша с дочкой. С моей дочкой, с такой же золотистой кудряшкой, как ее мама. И сердце вдруг сладко сжимается от нежности… Мои милые, мои любимые… моя семья…
«Вот и накрыло тебя, Кирюх, — улыбаюсь я сам себе. — А ведь раньше от слова «жениться» подташнивать начинало. Ну, и что теперь? А теперь от этого слова в душе тепло становится, а все потому, что влюбился…»
Подъезжаю к родному городу. Нет, не домой сейчас, а на Городецкую. Ерунда, что три часа ночи, я не могу ждать до утра, я соскучился. Хочу видеть Катю, обнять хочу, и пусть скажет, что ждала и соскучилась тоже.
Останавливаюсь на парковке перед ее домом, сбрасываю СМС: «Я приехал. Просыпайся». Нет ответа — спит, конечно. Жду еще пару минут, потом звоню. Долго звоню.
— Алло, — сонный голос моего котенка.
— Я приехал. Стою у подъезда. Пустишь меня к себе?
— А ты будешь вести себя прилично? А то я не одета… — чувствую, улыбается там.
— Не-а, буду приставать, соблазнять, обнимать и целовать, — вот такой я упрямый и решительный, чтоб она знала.
Смеется.
А я уже бегу по лестнице на нужный этаж, просачиваюсь в чуть приоткрытую дверь ее квартиры и встречаю в темноте прихожей мягкие теплые объятия моей сонной Конфетки. Обнимаю, шепчу ей на ушко нежные слова и подхватываю на руки. Первое попавшееся из мягкой мебели — диван в гостиной, отлично, пойдет.
Укладываю ее и нависаю сверху, целую, прижимаясь пахом к ее бедрам. Слышу ее томный стон.
— Только не говори, что все еще нельзя… иначе, я сейчас сдохну… — чуть отрываясь от ее губ, шепчу я, и с замиранием сердца жду ответ.
— У меня есть кровать… — тихо отвечает она, ерзая подо мной, потому что на сложенном диване для нас двоих как-то мало места оказалось.
— Круто. Потом покажешь.
Мне не важно, поместимся, в любом случае. Просто оторваться от этого сладкого тела уже невозможно. И я не отрываюсь, а сквозь туман наслаждения в сознании теплется мысль: «Хочу сделать ее счастливой, хочу видеть ее радостную улыбку, хочу слышать ее нежный шепот, хочу чувствовать нежные прикосновения ее губ, нетерпеливые касания ее рук, требовательные потискивания моего тела. Наверное, это и есть счастье. От чего угодно откажусь и не пожалею. Но от этого пьянящего чувства — никогда!»
Интермедия 4
— Серафима, что за фигня!? — грозно встает и нависает над женщиной Никодим. — Это все ты подстроила и не отнекивайся!
Та невозмутимо рассматривает свои нематериальные пальчики и мстительно улыбается.
— Это что такое? Она его чуть не пришибла! — не унимается мужчина. — Мы так не договаривались.
— Уймись, Никодим. Ну, подумаешь, прокачала у своего перса навыки самобороны, — отвечает Серафима, нагло глядя в глаза коллеге. — Теперь у нее «защита» выросла на 10 %. А твой жив и здоров. Чего ты взбеленился?
— Это не честно, — чуть успокоившись, продолжает Никодим, — прокачиваешь своих за счет травмирования моих. Причем уже второй раз. Теперь ты моему еще и репутацию решила испортить. Не стыдно?
— Какое травмирование? Не преувеличивай. По твоему Кириллу катком можно проехаться, а он будет жив, здоров и красив, как прежде, — усмехается Серафима. — К тому же он сам первый начал. Не надо было запугивать девчонку до такой степени. Ты же знаешь, что люди в состоянии аффекта могут еще и не такое сотворить. А там всего лишь небольшой обстрел сладостями. Кстати, за электрошокер ты так на меня не бросался. А тут прямо вскочил и огнем пыхаешь. Вон, смотри, похохотали все, а теперь целуются.
— Это только потому, что мой Кирилл очень добрый и все прощает, — отвечает Никодим, просматривает на экране показатели своего персонажа, кивает удовлетворенно и снова устраивается в нематериальном кресле.
— Знаешь, коллега, — оторвав взгляд от экрана, Серафима с интересом смотрит на своего партнера, который сосредоточенно изображает курящего сигару Джэймса Бонда, пуская в пространство аккуратные облачка колечками и сердечками, — должна признать, что твои парни не такие уж и мудозвоны.
— Приятно слышать похвалу из уст коллеги, — щурится тот в ироничной улыбке.
— А по сему, есть к тебе рациональное предложение, — продолжает женщина, тряхнув белой пышной шевелюрой.
— Я весь во внимании, — отвечает Никодим, подставляя плечо для посадки своему нематериальному летающему другу Мефодию, который плавно опустившись на любезно подставленную для него посадочную полосу, уже с интересом смотрит на Серафиму.
— Общий уровень счастья взлетел на пять пунктов, и это всего-то двоими персонажами мы с тобой поиграли, а что будет, если нам взять под контроль еще двоих? Все равно, валяешься в кресле, скучаешь и мечтаешь покурить. Так хоть делом будем заняты.
— Слышу в твоем голосе скрытую надежду и подхалимскую нотку, — подмигивает Никодим, а потом дергает бровью, мол «а кто-то еще недавно ругался и грозился испепелить».
— Хорошо, признаю, была не права и думала, что твои персонажи не достойны моих. Но твой Кирилл показал себя отличным парнем. Думала, что Марину Кошкину я потеряла в прямом смысле этого слова. Рвался он к ней на разборки, аж дым из ноздрей валил. Удивил он меня — выслушал девчонку, а потом взялся помогать. Даже странно как-то, — пожимает плечами Серафима.