Глава 19.1
Катя (продолжение)
Миновав несколько коридоров, лестниц и неприметных дверей, мы с Кириллом оказываемся в просторной комнате, где уже не так слышно пение актеров. Какое счастье — мои уши, наконец, могут расслабиться и отдохнуть. Оглядываю комнату, интересно же, куда привел меня мой герцог. Посередине большой бильярдный стол, справа у стены пианино, слева угловой диван, перед которым стеклянный журнальный столик и несколько кресел. Около них в углу небольшой холодильник и микроволновка на нем. На одной из стен висит плоский телевизор, а рядом с ним полки с дисками. Комната отдыха, не иначе.
Пока я оглядываюсь, Кирилл достает из холодильника колу и наливает два стакана. Проходим и садимся в кресла напротив друг друга.
— Так значит, это твой второй дом? Представляю себе, как ты тут хулиганил в детстве, — смеюсь я, — Только все равно непонятно, почему театр, а не баня, например.
— Баня? — делает он большие глаза, протягивая мне стакан с колой. — В бане было бы тожеприкольно похулиганить.
— И почему эта Зоя Максимовна тебе так важна, что ради аплодисментов ей, мы непременно должны были бежать на тот балкон? — мне действительно интересно, блин, что связывает моего герцога с этой примой. А что? Имею я право полюбопытствовать? И ревность тут ни при чем. Ну или… немножко… э-м-м… неприятно думать, что она его любовница.
— Ну, хорошо, давай расскажу тебе, почему не баня, — смеется он, а потом становится серьезным и задумчивым. — И насчет Зои тоже расскажу, чтобы ты там себе не «накручивала» всякую ерунду, — он делает глоток из своего стакана и откидывается на спинку кресла.
Я уже вся во внимании.
— Мама умерла, когда мне было семь лет и мы с отцом остались одни. Он работал пианистом здесь в оркестре. Я сразу после школы сюда и шел, к нему. В пустую квартиру приходить было больно и грустно, вот я и пропадал все время в театре. В этой комнате я делал уроки и занимался музыкой. Ну и в бильярд научился играть здесь, — он задумчиво улыбается, видимо, вспоминая какие-то эпизоды из детства.
Несколько минут молчит, а я не тороплю, пусть сам решит, что хочет рассказать.
— Зоя Максимовна только поступила на службу в театр после консерватории. Такая красивая, талантливая. И я, представь себе, сразу влюбился в нее. Мне тогда было лет двенадцать. Сначала втихаря ходил на все спектакли, в которых она участвовала. Пробирался на директорский балкон, прятался за портьерой и смотрел на нее. Считал, что нет прекрасней девушки на свете. Потом тихонько, пока никто не видит, приносил ей цветы в гримерку. Записки писал… А потом она меня поймала, когда я в очередной раз цветочек с запиской принес. Ну я и признался, что влюблен в нее по уши, даже замуж позвал.
Улыбка Кирилла становится такой теплой и я понимаю, что воспоминания эти не доставляют ему боли от любовной раны. Они, наоборот, как бы греют душу.
— Она выслушала меня. Не смеялась и не обзывала глупым мальчишкой, каким я себя чувствовал тогда. Она усадила меня рядом с собой, взяла за руку и мы просто разговаривали. Она спрашивала обо мне, я спрашивал о ней. Как ни странно, но тот наш разговор был веселым, и мы хохотали, рассказывая друг другу всякие смешные ситуации, произошедшие с нами. Помню, она сказала тогда, что я самый классный парень, с которым она когда-либо была знакома. Представляешь, как я был счастлив? — он блаженно закатывает глаза, а я киваю, что мол «представляю себе».
— Зоя была на 14 лет старше меня. Прикинь? Ну и, конечно, она сказала, что я еще не вошел в тот возраст, когда мужчина может жениться, поэтому ей придется подождать до моего совершеннолетия, а до этого, она пообещала, что будет мне хорошим другом. И знаешь, Кать, она была таким другом. Конечно, у меня был Миша, но Зоя — она была душевным другом. Да, именно душевным. Я со всеми своими переживаниями мог прийти к ней и она выслушивала, сочувствовала или давала советы… она… она заменила мне маму, наверное. Это я потом понял, что мое отношение к ней стало такое, как любовь к маме. Когда наступило мое совершеннолетие, наши отношения не изменились. Мы никогда не вспоминали мое первое признание ей в любви. Я не хотел терять ее, как друга, а она и была рада, что моя мальчишеская влюбленность ее ни к чему не обязывает. И когда она собралась выходить замуж, я от всего сердца пожелал ей счастья. Вот такая у нас история с Зоей Максимовной. Ну что, теперь ревновать не будешь?
Я киваю, что мол «нет, не буду», а на языке все равно вертится вопрос, и я решаюсь задать его, хотя предчувствую, что ответ мне не понравится.
— Почему она сказала: «Наконец, ты поумнел»? Это чего конкретно касается?
— А-а-а, женщины, — обреченно стонет Кирилл и закатывает глаза. — Ничего от вас не скроется. А где ваша проницательность, когда она реально нужна? — задав этот риторический вопрос, он, немного помолчав, отвечает. — Зое не нравились те девушки, с которыми она меня видела раньше. Ты, Катюша, ей понравилась. Так что, она решила отметить это таким вот замечанием в мой адрес.
И тут я нервно начинаю представлять себе картинки тех девушек, с которыми раньше мог встречаться Кирилл. И почему-то все они в моем воображении рисуются просто фантастическими красавицами, до которых мне, даже в платье королевы далеко, как до Луны.
Кирилл видит мой задумчиво-грустный взгляд, сползает со своего кресла, становится она одно колено и заглядывает мне в глаза.
— Катюша, — шепчет он, — давай не будем омрачать наш чудесный волшебный вечер разборками «кто что сказал». Моя королева, давай потанцуем.
Он целует мою руку, встает, идет к полкам с дисками и включает какую-то средневековую музыку, исполняемую, как мне кажется, на клавесине.
Ну вот и правда, пусть все будет сказочно и волшебно сегодня. А завтра? А завтра — посмотрим. И я спешу заглушить в себе зарождающиеся мысли о том, что мне бы кого-нибудь попроще, чтобы без этих ярких синих глаз, чтоб без такого притягательного рельефного тела, чтоб без такого невообразимо крышесносного обаяния, когда этот щеголеватый герцог снимает свою шляпу со страусиными перьями, склоняется в поклоне и метет носки своих шикарных ботфорт теми самыми «перьями на шляпе». Очарованная его элегантным поклоном, не торопясь встаю и подаю ему руку. Он бережно подхватывает ее и увлекает меня на середину комнаты.
— Первая часть Марлезонского балета, — объявляет он торжественно и мы начинаем двигаться в такт музыке, изображая тот самый балет, вспоминая плавные движения танцоров, виденных нами в незабвенном фильме про мушкетеров. И вроде как, дурачимся опять, а так приятно, и такой у нас нежный танец получается, просто чудо!
И тут меня накрывает: не отдам никому, вот теперь точно, не отдам его никому! Он мой! Не зря судьба свела нас вместе. Все случилось не зря. И теперь я буду самой последней дурой, если буду выпендриваться и сопротивляться. Хочу его! Всего хочу, со всеми его «закидонами», со всеми его «скелетами в шкафах»! Хочу! Со всей его страстью и со всем его неистовым темпераментом.
Очередное медленное па, Кирилл оказывается у меня за спиной, крепко прижимает меня к себе, а руки его скользят по моей талии, по животу и одна поднимается вверх, проводит по голому плечу и она уже где-то в области декольте…
— Кать, — хриплый, чуть слышный шепот на ушко, — не выдержу больше, поехали домой… — поцелуи нежные на моей шее и снова шепот, — люблю тебя, котенок…
Все! Бастионы рухнули под неистовым напором бесстрашного рыцаря. Но где-то еще, чудом сохранившаяся искра здравого смысла осветила на миг туман томного сексуального влечения.
— Надо переодеться… — задохнувшись нахлынувшей волной желания, шепчу я, — и домой… или у тебя тут еще есть рояль в кустах?
Это я, между прочим, спросила про еще сюрпризы.
— Хочешь на рояле? — вдруг руки Кирилла останавливаются и он задумывается.
И почему он сразу подумал об ЭТОМ? Видимо, Марлезонский балет располагает к сексуальной активности.