И этот самодовольный Котяра отстраняется немного, смотрит так хитро в мои глаза и изрекает:
— В случае положительного теста на беременность, у меня будет почти 100 % гарантии твоего положительного ответа на мое предложение тебе руки и сердца.
— Обычно, мужчины сына хотят, а не дочку, — говорю я и понимаю, что говорю совсем не то, что надо сейчас… совсем не то… надо сказать что-то другое… или спросить… или поспорить… или позлиться… или…
— Ну, и сына тоже хочу, — подумав, соглашается Кирилл.
— Мальчик должен быть первым, чтобы брат был старший у девочки. Будет кому ее защищать, оберегать, заботиться, присматривать — так правильнее, — говорю я, а в мыслях крутится: «Мне что, гормонами совсем крышу сорвало? Что я несу!?»
— Согласен. Пусть будет двое. Первый — мальчик.
— Кирилл, мы сейчас, блин, о чем вообще? — спохватываюсь я, подавливая всей своей силой воли гормональную телесную революцию.
— Ну, мы планируем нашу долгую совместную счастливую семейную жизнь, я так полагаю, — улыбается мне этот наглый Котяра и снова начинает плавно, но ритмично вторгаться в меня.
— То есть, ты уже все решил и теперь воплощаешь в жизнь свой план насчет 100 %-ти моего согласия?! — возмущаюсь я. — Чтобы потом у меня не было выбора и путей к отступлению!
Разочаровываете, господин Рузанов, своей самоуверенностью, эгоизмом и деспотичностью. Снова липкое чувство беззащитности и безнадеги тошнотворно подкатывает к горлу. Перед глазами всплывает картинка: муха, попавшая в сеть к беспощадному пауку, не в силах сопротивляться, но еще трепыхается, с надеждой высвободиться. А я, словно эта муха, с каждым днем все больше и больше увязаю в паутине, расставленной на меня этим хищником по фамилии Рузанов. И следующая мысль режет по сердцу острым лезвием: а когда насытится, бросит бездыханное тело болтаться в паутине безысходности. Нельзя допускать этого, нельзя!
«Надо было контрацептив сначала, а потом уже секс, — мысленно ругаю себя. — Вот же дуреха! Совсем мозги растворились в гормонах! А может еще не поздно? Может сработает?»
И я решительно начинаю вырываться из лап вредного Котяры.
— Мне нужно в ванную! — в моем тоне столько требовательности, что сама себя начинаю бояться.
Кирилл отпускает сразу же. Я выскальзываю из кольца его рук, подхватываю свою одежду и сумку с пола и тороплюсь к двери.
— Я провожу, — Кирилл тут же появляется за моей спиной, и одной рукой придерживая меня за талию, другой открывает дверь в коридор. — Вот там тренажерный зал, в нем есть ванная комната, — показывает мне направление.
Я почти бегом скрываюсь в комнате с тренажерами, нахожу ванную, запираюсь. В спешке копошусь в своей сумке, там должен быть крем-контрацептив. Нахожу его, заправляю в пластиковый шприц. Очень быстро принимаю душ и после этого ввожу крем. Вроде все. Только бы сработало. Заворачиваюсь в огромное махровое полотенце и сажусь на маленький пуфик в углу комнаты.
Странно все. Было так интересно и волшебно в театре. Потом эта крышесносная страсть. Потом не менее восхитительный секс. А теперь вдруг нападает такое отчаяние. А все почему? Потому что я наслышана о том, как богатые сильные мужики поступают с маленькими слабыми девушками. Сколько таких случаев: обещал жениться, даже допустим, женился, она забеременела, родила, а когда ребенок перестал нуждаться в материнском молоке, он развелся и забрал себе ребенка. Неужели Рузанов запланировал именно такой сценарий? Нет, постой. Как же так? Как же этот поход в оперу и открытие мне его души? Мне показалось, что это было откровенно. Я смотрела на него и верила. И те люди в театре… Они ведь и правда были рады видеть его, значит любят его и уважают… Разве бы они так относились к нему, если бы он был беспринципным монстром?..
— Кать, Катюша, что случилось? Что я сделал не так? Тебе больно? — встревоженный голос Кирилла из-за двери.
— Нет, — отвечаю я, а сама думаю о том, может ли быть Рузанов беспринципным монстром.
— Катюша, открой дверь, пожалуйста, — просит он.
Молчу и прикидываю дальнейшие варианты событий. Но сосредоточится мне мешает покаянная речь, проникающая в мое сознание, в которую Кирилл вкладывает столько чувств, что не поверить просто невозможно.
— Кать, ну прости. Мне крышу снесло… я совсем расслабился и вовремя не «выпрыгнул»… прости. Но ты не волнуйся, если забеременеешь, все будет хорошо, я буду только рад. Мы же с тобой поженимся…
— А может я не хочу за тебя замуж, — сейчас во мне бунтует та самая муха, которая пытается избежать паучьих сетей.
— Почему? — следует абсолютно логичный вопрос.
— Потому что ты — деспотичный тиран, припираешь меня к стене и не оставляешь мне право выбора. Ты делаешь то, что хочешь. А что хочу я — тебя не волнует.
— Ну почему же? Волнует. Так что ты хочешь? — интересуется деспотичный тиран.
Я молчу. Ну как ему объяснить? Я хочу так много и в то же время очень-очень мало — простого понимания и заботы, обсуждения насущных проблем и совместного планирования нашей совместной жизни. Или все это ерунда и мои желания — это несущественно по сравнению с глобальными проблемами вселенной…
— Катюш, если ты думаешь, что мои намерения не серьезны — ты ошибаешься. На твоих осенних каникулах я планировал нашу с тобой поездку во Флоренцию и там я хотел сделать тебе предложение… Кать, ты слышишь?
— А меня ты спросил? Может на осенних каникулах я собираюсь поехать в деревню Нижние Казюки?
— Я подумал, может быть тебе было бы интересно посмотреть картины известных итальянских художников Эпохи Возрождения. Во Флоренции есть замечательная галерея.
— А в Казюках тоже есть, что посмотреть, — упрямо спорю я, понимая, что с Флоренцией никакие Казюки несравнимы, но сейчас уже дело принципа.
— Кать, может уже откроешь дверь, а?
— Если я открою дверь, ты снова схватишь меня, бросишь в койку и оттрахаешь. А так мы хоть поговорим, как люди… наверное…
— Кать, я не могу объясняться в любви через запертую дверь, — уже со стоном безнадеги объясняет мне деспот и тиран.
— А ты обещаешь, что мы будем обсуждать вдвоем все наши совместные планы?
— Хорошо, — соглашается Кирилл, — но сразу предупреждаю, что ни в какие Нижние или Верхние Казюки я не поеду, — смеется этот нахал.
— А чем тебе не нравятся Казюки? — с вызовом спрашиваю я, открывая дверь.
— Предчувствую, что там комары размером с мой кулак, — улыбается этот любитель итальянской живописи и тут же заключает меня в объятия.
Я не успеваю и слова сказать, как его губы начинают нежно ласкать мои. Ну вот! Опять! Однако, этот поцелуй длится всего несколько секунд и Кирилл отстраняется, потом ласково берет мое лицо в ладони и шепчет:
— Я люблю тебя, Катюша. Не сердись на меня. Обещаю, больше не буду тираном и э-э-м-м…
— Деспотом, — подсказываю я.
— Точно, — соглашается он и смотрит на меня в ожидании ответа.
А я стою и тупо думаю: «Сработает крем или поздно было его использовать после секса? Но ведь еще вся ночь впереди, так что пригодится».
— Пойдем, поищем какой-нибудь перекус. А то я перенервничал и сейчас голодный… в смысле есть хочу, — на всякий случай уточняет он, вдруг слово «голодный» у меня вызовет новый приступ возмущения.
***
— Как тебе наш поход в оперу? — жуя наспех налепленный бутерброд, спрашивает Кирилл.
Я вынуждена признать, что было классно.
— Мне понравилось, — я показываю большой палец вверх и кусаю свой бутерброд. Прожевав, запиваю чаем и продолжаю. — Вот если бы они там на сцене еще потише кричали, то вообще было бы супер.
Кирилл хохочет, а потом таинственно начинает:
— А про завтра? Тебе как, устроить сюрприз или хочешь обсудить намечающееся событие?
— Хотелось бы, так сказать, иметь представление, в общих чертах.
— Ладно. Тогда обсудим. Итак, первое: пакеты, те, что в спальне, они все для тебя. Сейчас поднимемся наверх, все посмотришь и сможешь померить, — Котяра лукаво щурится, подмигивая мне. — Не волнуйся, там все очень приличное и красивое. Второе: завтра нас ждут на юбилее. Там тоже все будет прилично и красиво. Будут люди творческие: музыканты, художники, писатели. Юбилей друга моего отца. Я обещал, что приду с тобой, так что не отказывайся, пожалуйста.