— А твой отец будет? — спрашиваю я на всякий случай. Вдруг там мне предстоит знакомство с будущим свекром.
— Папа живет в Германии. Передает приветы и возвращаться не собирается. Наоборот, меня все время к себе зовет. Мы съездим к нему потом, если ты захочешь.
— А ты почему не уедешь в Германию?
— Я туда не хочу. У нас с Мишей тут очень хорошо идут дела. У нас фирма «Софтран» и гостиница «Дубравушка». К тому же у меня здесь мое сокровище в лице маленькой, вредной, своевольной и э-э-э… деспотичной золотистой кудряшки Катюши, — с этими словами он подходит сзади, обнимает меня и уже на ушко шепчет, — Катюш, котенок, ты лучшее, что со мной случилось в жизни…
И вот как он так душевно умеет «перевести стрелки» на меня!
— То есть, это я деспотичная? — обиженно спрашиваю, подбоченясь. Вот только скалки мне сейчас в руке и не хватает.
— Поверь мне, никто и никогда меня так не воспитывал, как ты сейчас. Так что, кто из нас деспот — это еще выяснить надо. Но я, видишь, не сопротивляюсь. Готов принять все твои требования к рассмотрению. Кроме поездки в Казюки, естественно.
С этими словами он забирает мою пустую чашку, ставит ее в мойку, а меня снимает с высокого барного стула и увлекает на второй этаж.
— Пошли смотреть, что там в пакетиках, — мурлычит мне на ухо.
— А как же Петровна? — усмехаюсь я, но не сопротивляюсь, ведь я уже всовывала свой любопытный нос в них и там мне уже кое-что понравилось.
— А мы ей ничего не расскажем…
Глава 20
Кирилл
Вот уже полчаса лежу и смотрю на мою золотистую кудряшку. На душе у меня тепло, тело расслаблено недавними наслаждениями, сердце переполняет нежность, а в мыслях перекатывается одна очень короткая фраза, сказанная Катей в порыве страсти: «Люблю тебя».
Самый лучший день в моей жизни, самый лучший вечер и ночь. Даже небольшая размолвка не портит ощущения счастья. Или для меня это всего лишь размолвка, а для Кати может быть очень серьезно? Не хочет детей? Но я же сказал, что сделаю предложение и женюсь. Тогда в чем проблема? А-а-а-а… замуж за меня не хочет. Вот, млять, и почему? Потому что я кто? Деспот. Полный шиздец!
Тяжело вздыхаю. Катя что-то бормочет во сне и улыбается. Осторожно беру ее тонкие пальчики, прижимаюсь к ним щекой.
И почему я деспот? Хрень какая… Нет, постой, после этого всего я обещал обсуждать с ней все наши планы. Ладно, будем обсуждать. И как раз первый план на завтра обсудили очень бурно и страстно. И что, я опять слишком настаивал? А кто выдержит такое? Видеть ее нежное и манящее тело в одном кружевном бельишке и оставаться невозмутимым и хладнокровным? Ну как было удержаться и не прикоснуться? Да никак! Хорошо, хоть сдержался и не набросился, как голодный зверь. Тискал, гладил, ласкал очень нежно.
От воспоминаний о восхитительном сексе, произошедшем пару часов назад, снова чувствую, что мой парень в трусах взбодрился. «Нет, — останавливаю я его, — не сейчас. Утром, дружок. Утром. Моя девочка так сладко спит, ей надо отдохнуть». Она устала, бедняжка, ведь такая «горячая» была сегодня! Абалдеть! Забралась на меня и целовала почти всего. Почти. От губ спускалась поцелуями все ниже и ниже, гладила пальчиками головку члена, но не решилась поцеловать и его. Остановилась на животе. Жаль, хотел почувствовать ее нежные губки там, даже всего потряхивать начало. Ну, ничего, все еще впереди. Не буду торопить и просить об этом не буду. Пусть это будет ее желание, если оно вообще будет. Сегодня она и так сделала большой шаг в борьбе со своей скованностью и стыдливостью. Моя маленькая…
Нежно целую ее пальчики, которые доставляли мне такое феерическое удовольствие. Вслед за пальчиками хочется зацеловать ее всю, но сдерживаюсь. Пусть спит. Пару часов назад зацеловывал.
Жаль, что она использовала контрацептивный крем, сразу почувствовал запах лаванды и знаю уже, что это за средство. На вкус — мерзость просто. Пробовал, было дело. Так вот, и не поласкал губами ее самые тайные местечки. Следующий раз надо как-то без этого крема обойтись или использовать после интимных поцелуев. А уж эти мои интимные поцелуи, непременно должны довести ее до полной капитуляции — мне нужен ее ответ «Да». Я уже все для себя решил.
Какие Казюки, мля? Флоренция, однозначно! Даже если будет брыкаться, все равно уговорю. А там тепло, солнышко, романтика… сделаю предложение там, чтоб красиво, как в кино!
Вот только надо сейчас встречаться почаще, хоть пару раз среди недели, а то все в выходные и пока их дождешься, уже штаны трещат. М-м-м… на этой неделе только в среду, может быть… Плотный график, зараза, в другие дни не выбраться. А в пятницу еще и встреча с японцами.
Тяжко вздыхаю, вспоминая свои повседневные заботы-хлопоты. Раньше никогда не задумывался, что иногда почти сутками работал, оставляя на сон только 4–5 часов. Теперь все должно быть по-другому. Теперь я должен буду уделять время своей золотистой кудряшке.
Да-да, надо в среду пораньше освободиться и в кино, что ли, сходить… А то ведь понятно, почему она так ершится — встречи только по выходным, а потом, ни о чем ее не спрашивая, сразу в койку. Решено, в среду пойдем в кино. А-а-а, едрён-батон, забыл, надо с ней обсудить сначала. Вдруг у нее в среду поездка в Казюки намечается. Ржу тихонько. Нет, ну правильно, надо координировать действия и планировать встречи с учетом пожеланий «заказчика». Как в бизнесе, ей Богу! Ржу опять. А что я хотел? Это раньше можно было решать с кем переспать за 10 минут до встречи. Звонишь — согласна, встречаешь, в койку, утром: «пока, до связи». А сейчас все не так, сейчас все надо согласовывать с «ее величеством». Моя ж ты королева!
Снова целую ее пальчики. И тут вдруг меня накрывает: а зачем мне это? Ведь и правда, семья — это тот же трудовой договор: обязанности сторон, отчетность и ответственность, согласование действий и соблюдение сроков… требования опять же… Ёпть! Полная потеря свободы и за что? За то, чтобы это золотистое кучерявое счастье было рядом, чтобы обнимало, ласкало, шептало, что любит… А еще, со временем появится «мелочь», которая будет требовать игрушки, шоколадки, покатать на пони, будет тянуть за штанину с воплем «Папа!»
Сердце пропускает удар и трепыхается где-то в горле. Нервно сглатываю и делаю несколько глубоких вдохов.
«Вот так, Рузанов, ты созрел все-таки. Прежним ты уже никогда не будешь. Тебе жаль? — откуда-то из глубины сознания точит червяк сомнения. — Хочешь вернуть свободу и беспорядочный трах с пустышками? Еще не поздно, можешь отступить, в том случае, конечно, если сегодняшняя ночь уже не «повесила тебе на шею якорь в виде наследничка». Нет, не отступишь?»
И этот черный червяк сомнения со злобной ухмылкой рисует новую картинку: Я в семь утра врываюсь в комнату своего двадцатилетнего сына, валяющегося «звездой» на кровати. Волосы его покрашены в зеленый цвет, топорщатся в разные стороны, лицо опухло от спиртного и недосыпа. «Ты снова в универ не поедешь!?» — истерично ору я. «Папандер, ты что на …ляди ни разу не ходил? — слышу его утомленный стон. — Хреново мне. Отвали. Без тебя голова трещит!»
Мое сердце снова пропускает удар и уже сдавливает горло спазмами. Тихонько вылезаю из-под одеяла, натягиваю спортивные штаны и бреду на кухню. Мне надо воды, срочно и побольше! Жадно пью, обливаясь, потому что рука предательски дрожит.
«Нет! Такого не будет! — мысленно резко хватаю черного червя за горло и безжалостно душу, пока он совсем не исчезает, осыпаясь серой пылью. — Я буду хорошим мужем и отцом! Мой сын будет любить и уважать меня! Он будет талантлив и умен. Уж я об этом позабочусь. Он будет добр и внимателен и к маме, и к младшей сестренке. И нет, я не буду тираном и деспотом, я буду любящим, понимающим, заботливым и отзывчивым. Я буду лучшим отцом в мире!..»
Мои размышления прерывает возня около двери гаража. Миша приехал? Смотрю на часы — 2:15 ночи. Так, пойду, поговорю с другом. Думаю, он нуждается во мне сейчас.