Он обнимает меня и хохочет:
— Жабры, как у рыбы!
***
Утро воскресного дня обрадовало восстановившейся погодой. И хотя солнце было затянуто тонкими тучами, но небо уже посветлело и дождя не предвещалось.
Позвонил Кирилл и сказал, что едет починять крышу своему будущему тестю. Я, честно говоря, не совсем понял, что там с той крышей, но предлагал свою помощь, потому что лишние руки реально никогда не бывают лишними. Кирилл отказался, сообщив, что уже нашел бригаду помощников и они уже на месте. Ну а я особенно и не настаивал, поскольку здесь у меня еще невыполненный план по захвату в плен сердца волшебной Эльфийки.
Иду в здание спортивной арены, чтобы проверить компьютеры в судейской. После перебоев напряжения с техникой могло случиться все что угодно. Провозившись там несколько часов, решаю, что на сегодня достаточно поработал и теперь поднимусь в офис, буду караулить мою голубоглазую красавицу. Когда увижу ее, выйду навстречу. И тоже надо сделать так, чтобы эта наша встреча казалась случайной. К ней в общежитие я не пойду — зачем нам лишние разговоры и слухи. А тут народ везде глазастый и ушастый. Все услышат и все заметят, а потом будут шептаться у нее за спиной, а она будет нервничать.
Стою в офисе у окна, жду, разглядываю серый осенний пейзаж. Вспоминаю о том, как Паша с восторгом рассказывал Свете, что научился лежать на воде. Она улыбалась и благодарила меня. А я тогда смотрел на нее и не мог понять, что у меня так щемит в груди? Какое-то непонятное чувство появилось, которого раньше не было. И что мне с этим делать?
Вижу, Светлана с Пашкой вышли из коттеджа и направляются к собачьему вольеру. Ребенок, видимо, хочет посмотреть на зверушек. Очень хорошо. Тогда я тоже пойду туда, только другим путем, сначала до озера, через зимний сад, а потом сверну к вольеру, там и «поймаю» их.
Когда подхожу к нависающей над водой беседке, вижу в ней Свету. Она сидит на скамейке, облокотившись о высокий бортик, и наблюдает за Пашей, который бегает по берегу и бросает камушки в воду.
Подхожу ближе.
— Привет, — говорю я, рассматривая ее. Она кажется грустной. Интересно, что случилось?
— Здравствуйте, Михал Михалыч, — отвечает она, быстро глянув на меня и вернув свое внимание на ребенка.
— Мы могли бы уже перейти на «ты», — предлагаю я.
— Вы — мой начальник, и я имею право называть вас на «вы».
Вот даже как?! Мля, ну и как с ней разговаривать? Че она сердится все время? Чувствую себя полным идиотом. Не понимаю нихрена. Что я плохого сделал, что вызвал такое нерадушное приветствие? Подавляя внутренний рык, беру себя в руки. Терпение и спокойствие, Михалыч!
Тем временем, на берегу разворачиваются события. Паша подходит близко к зарослям камышей и из этих зарослей на него внезапно выскакивает, гогоча и хлопая крыльями, белый лебедь. Ребенок от неожиданности бросается наутек и роняет из рук пластиковую машинку-игрушку. Отбежав на несколько шагов, он останавливается и оборачивается, ищет глазами свою игрушку. Машинка лежит рядом с грозной птицей.
— Паша, — охает Света и рвется спасать ребенка.
— Подожди, — останавливаю ее, удерживая за плечо.
— Отпустите, — возмущается взволнованная мамочка, — там… там…
— Что там? Лебедь — очень грозный зверь, а? — улыбаюсь я, не отпуская ее плечо.
— Он его может…
— Укусить? — предполагаю я. — Я, конечно, не силен в зоологии, но мне кажется, у лебедя нет клыков.
— Вы не понимаете, — злится Эльфийка, — он маленький ребенок.
— Это вы не понимаете, Света. Он мужик. Дайте ему самому справиться с проблемой. Он сам сможет, вот увидите.
И мы смотрим. Эльфийка то и дело бросает на меня взгляды, сопровождающиеся непонятными мне эмоциями.
— Он не закричал: «Мама, помоги!» Так? Значит, попытается сам, — объясняю ситуацию с точки зрения мужчины, а сам думаю: «Отличный парень вырастет! Ну же, дружок, давай смелее!»
И мальчик оборачивается, несколько секунд смотрит на нас. Света готова сорваться с места, но я все еще удерживаю ее, когда Паша оглядывается вокруг и принимает решение. Осторожно чуть отступает назад, берет с земли ветку, крепко сжимает ее двумя руками и смело наступает на грозную птицу, которая, оценив степень опасности, все еще гогоча, пятится назад, а потом и вовсе удирает в прибрежные заросли. Мальчик бросает ветку, хватает свою игрушку и гордо направляется к нам.
— Мама, ты видела? Я его победил! — радостно возвещает он.
А я присаживаюсь на корточки, чтобы быть лицом на уровне с Пашей.
— Ну ты, смельчак! — хвалю я его. — Дай пять, мужик!
И мы дружно ударяем «по пять».
— А на лошади катались уже? — спрашиваю я.
— Нет, нам сказали, что я еще маленький, — обиженно отвечает мальчик.
— Это кто тут маленький? — наигранно гневаюсь я. — А ну, пойдем, разберемся!
— Михал Михалыч, не надо, — Света пытается остановить меня. — Не стОит из-за нас скандалить. Действительно, лошади большие и…
— Светлана Васильевна, — спокойно уверяю я ее, — никто скандалить не собирается. Мы с Пашей просто на лошадке покатаемся и все.
— Вы?
— Мы.
— Послушайте, — снова начинает эта взволнованная мамочка, когда мы выходим из беседки и направляемся в сторону конюшен. — Зачем вы это делаете?
— Потому что могу и хочу, — невозмутимо отвечаю я, ну не признаваться же мне, что радость ребенка каким-то чудным образом передается мне и заставляет сердце сжиматься от умиления. Конечно, не признаюсь. Я ж строгий директор и эти всякие уси-муси не признаю. И выдаю только какое-то невразумительное объяснение. — Паша — мой гость, а моя прямая обязанность развлекать гостей.
***
Да, мы с Пашей катались на лошади. Он сидел впереди меня, я придерживал его одной рукой, а второй управлял поводьями. Сердце таяло, когда я смотрел в счастливые глаза мальчишки. Жаль, что мой отец никогда не привозил меня сюда, никогда не катал на лошади, никогда не был рядом, чтобы похвалить за смелость… Пусть у Паши будут хотя бы несколько этих счастливых дней и прекрасные воспоминания…
Позже, этим же днем, мы с ним снова плескались в бассейне, где он уже «закреплял» достигнутые результаты по плаванию. А в понедельник мы с ним отправились на арену и там, на татами, я показывал ему, как такой малыш может сбить с ног такого здоровяка, как я. И у него неплохо получалось. Мы возились и падали вдвоем, а потом хохотали и дурачились. Здорово было…
Сегодня Света увезет сына. Сижу в своем офисе и грустно думаю о том, что я к нему привязался. Выйти и попрощаться? Может быть, навсегда. Что за боль в груди? Не могу понять. Хотя, нет, понимаю — был бы счастлив иметь такого сына…
Ну вот, Миша, помнишь, Кирилл говорил, что хочет дочку? Так это заразно оказалось, как ты и предполагал. Или мы с другом стареем и уже думаем… О чем? О тех, кого хотелось бы любить, и хотелось бы быть любимыми ими…
Любовь. Как это все сложно! Да, сложно. И непонятно. Света все больше хмурилась и грустнела при встрече со мной. Разговор с ней никак не клеился. Разрешала мне проводить время с Пашей, но кажется, не была этому рада. А я не смог объясниться с ней. Кажется, все что я говорю, она воспринимает «в штыки». Почему? Нихрена не понятно!
Стою у окна своего кабинета и провожаю их взглядом. Они уходят на стоянку маршрутного такси. Я так и не решился выйти и попрощаться.
— Можно? — голос Михайловского.
— Да, заходи Сергеич.
Мужчина проходит и останавливается рядом. Смотрит на меня, потом в окно на удаляющиеся фигуры Светы и Паши.
— Или дуреха или слишком «изломана» жизнью… — грустно замечает он.
Я вопросительно выгибаю бровь, мол «объясни-ка».
— Думает, что через ребенка ты к ней подбираешься.
— Что за глупость! — возмущаюсь я. — С чего ты взял?
— Сама мне сказала, — отвечает мужчина. — В бассейн я заскочил, когда вы там с малым плескались. Она стоит на балконе, смотрит на вас, хмурится. Я спрашиваю: «Чего не довольна-то? Вон, какой мужчина к тебе неравнодушен, и с сыном твоим сдружился». А она мне: «Не тот способ выбрал, чтобы ко мне подкатить».