Я старалась сдержать дрожь. Ригель умел довести меня до трясучки одним лишь взглядом.
– У тебя трясутся коленки. Ты не можешь даже стоять рядом со мной, ведь правда?
Я подавила желание протянуть руку, чтобы оттолкнуть его. Я почему-то точно знала, что не должна к нему прикасаться. Если бы я уперлась руками в его грудь, чтобы оттолкнуть, я сломала бы некую хрупкую защиту от него, и восстановить ее было бы невозможно.
Между нами пролегала невидимая граница. И глаза Ригеля всегда просили меня не переступать ее, не совершать ошибку.
– У тебя бешено колотится сердце, – продолжал он нашептывать. – Ты, случайно, не боишься меня, бабочка?
– Ригель, пожалуйста, прекрати это!
– О нет-нет, Ника, – тихо, с упреком проговорил он, цокнув языком, – это ты прекрати. Если будешь и дальше блеять, как беспомощная овечка, станет только хуже.
Не знаю, где я нашла силы оттолкнуть его. Секунду назад ядовитое дыхание Ригеля касалось моей кожи, а в следующий миг он уже стоял в паре шагов от меня и хмурился.
Но оказалось, это была не я… Что-то метнулось у ботинок Ригеля, вынудив его снова отступить. Два желтых глаза с рептильными зрачками сверкнули в тусклом вечернем свете.
Кот зашипел на Ригеля, прижав уши, потом молнией кинулся вниз по лестнице и чуть не сбил Анну на ступеньках.
– Клаус! – воскликнула она. – Ты меня когда-нибудь уронишь! Старый разбойник, ты наконец-то решил показаться?
Анна поднялась наверх и удивилась, обнаружив нас у ванной.
– Он всегда прячется в твоей комнате, Ригель! Любит отсиживаться под кроватью, которая…
Я не стала слушать дальше, а воспользовалась ситуацией, чтобы ускользнуть. Быстро заперлась в ванной, надеясь укрыться там от невыносимого взгляда, от мира, от всего. Я прислонилась лбом к двери, закрыла глаза и поняла, что у меня ничего не получается: он протиснулся в мои мысли и опять стоял передо мной, нашептывая что-то ужасное вкрадчивым голосом, обволакивая разрушительной аурой.
Я попыталась прогнать это видение, но оно мне не подчинялось.
Бороться было бесполезно, я чувствовала, что тону в его тумане.
Некоторые яды проникают тебе в душу и одурманивают. И от них нет противоядия.
Никакого.
Глава 6. Элементарная вежливость
В глазах того, у кого в душе весна, мир всегда утопает в цветах.
Ригель выбил меня из колеи. Два дня я не могла избавиться от гадкого ощущения, будто что-то ядовитое попало мне в кровь.
Порой мне казалось, что я знаю о нем все. А потом представляла многочисленные серые области на карте его личности и понимала, что ничегошеньки о нем не знаю.
Ригель был похож на вальяжного зверя с красивой шкурой, под которой скрывается дикий непредсказуемый нрав. Такой зверь опасен, поэтому другие животные не рискуют подходить к нему близко.
Он делал все, чтобы я не могла узнать его получше: когда я подходила слишком близко, Ригель кусал меня словами и рычал, чтобы я держала дистанцию, как в тот вечер на кухне. И когда потом возникали нелогичные и противоречивые ситуации, я не могла понять мотивов его поведения.
Он сбивал меня с толку, расстраивал меня. Как ни крути, Ригель – коварный человек, поэтому я решила, что правильнее всего прислушаться к предостережению и обходить его за километр.
Если не считать проблемы с Ригелем, то все, в общем-то, шло хорошо. Я обожала свою новую семью. Норман был трогательно неловким и добрым, а Анна все больше становилась похожа на приемную маму из моих детских снов, о которой я мечтала. Заботливая, проницательная, внимательная, она следила за тем, чтобы я, худая и бледная (не в пример сверстницам), была сыта и довольна жизнью. Я не привыкла к такому вниманию. Она вела себя как настоящая мать, и, даже если у меня не хватало смелости сказать ей об этом, я все больше привязывалась к ней, как будто она уже была «моей». Подросшая девочка, которая много лет назад мечтала обнять небо и найти кого-то, кто ее освободит, теперь смотрела на новую реальность зачарованными глазами.
Получится ли удержать это счастье?
Я много времени проводила за учебниками, решив быть прилежной ученицей и радовать Анну с Норманом. Как-то раз, долго просидев за учебниками, я вышла в коридор и увидела Клауса. Видимо, котику надоело прятаться. Я обрадовалась, потому что любила животных, общение с ними делало меня счастливой.
– Привет!
Клаус был поистине великолепен: мягкая, длинная, как сахарная вата, шерстка дымчато-серого цвета, огромные желтые глаза. Анна сказала, что ему десять лет. Да, похоже, Клаус знал себе цену и взирал на этот мир с высоты прожитых лет.