— А тебя мне следует называть Фериус Перфекс? — Отец встряхнул шелковым мешочком. Внутри звякнули монеты. — Или ты будешь откликаться на Фериус аргоси? Ведь так называют людей твоего сорта, да?
Я переводил взгляд с отца на Фериус.
— Что происходит?
— Эта женщина — аргоси, — ответил он.
— И что это значит?
Фериус взяла у отца деньги.
— Я бы сказала: не все у вас тут толком разбираются, что к чему.
Отец кивнул на мешочек, который Фериус засовывала в карман.
— Полагаю, я отлично понял, что к чему.
— Если негде остановиться в городе, — вступила мать, — можешь пожить тут, у нас… — К концу фразы голос ее стал тихим, приобретя своеобразную интонацию. Так что даже я понял смысл.
— Не беспокойтесь, мэм, — отозвалась Фериус. — Дом у вас уж больно приличный для меня. — Она поднялась и, обогнув родителей, направилась к выходу. — И еда переперченная.
Фериус вдруг резко ударила кулаком по двери. С противоположной стороны послышался испуганный вскрик Шеллы:
— Ой!
Фериус издала короткий смешок и покачала головой; ее рыжие кудри вздрогнули — словно они тоже посмеивались.
— Джен-теп! Вы не перестаете меня изумлять. — Обернувшись, Фериус бросила на меня взгляд. — А карты оставь себе, малыш. Пригодятся.
С этими словами она открыла дверь и вышла, оставив меня наедине с родителями.
Мать подошла и положила руку мне на лоб.
— Я здоров, матушка, — сказал я.
— Надо же! Ты успел стать целителем? Если нет, позволь мне судить. — Мама легонько обвела пальцем мой левый глаз. Так она всегда делала, когда я дурно себя чувствовал. Ее способ выразить ласку.
Отец вернулся к двери, поднял карту, которой я угодил ему в лоб, а потом собрал и остальные, разбросанные по полу. Положил колоду на столик.
— Утром отправишь слугу, чтобы вернул карты дароменке.
— Но она сказала: я могу оставить их себе.
Отец присел на краешек стола возле канапе. Необычно для него.
— Келлен, люди Дома Ке не занимаются карточными играми. Как и азартными играми вообще. И не жульничают во время состязаний.
— Я победил Тенната, — сказал я. Не стоило перечить отцу, но усталость и тот странный душевный подъем, который я ощущал до сих пор, заставляли язык бежать вперед мыслей. — Так ли важно, как я это сделал?
— Трюки. Обман. Мошенничество. Ты вечно мухлюешь, Келлен. Но трюками ты не обеспечишь безопасность своей семье.
Высокомерные слова отца внезапно разозлили меня. Конечно, легко быть гордым, когда умеешь творить магию! Но разве я виноват, что мои татуировки не желают светиться? Разве я виноват, что во мне так мало силы? Я даже магический фонарь не могу зажечь! С самого детства мне приходилось искать обходные пути, а не переть напролом, как делала Шелла. И мои родители.
— Трюки — это все, что у меня есть, — сказал я.
Отец обернулся к матери.
— А он умен. Свой ум мальчик умеет использовать.
Он произнес слово «ум», словно это было что-то неприятное — вроде дурного характера или болезни. Подойдя к письменному столу, отец взял небольшой магический светильник. Вроде того, какие используют дети, чтобы тренировать концентрацию. Протянул его мне.
— Джен-теп должны быть сильными.
Я взял шар в ладони. Он ярко светился, но когда мать и отец направились к двери, сияние померкло. Не просто стало тусклее — исчезло. Я сосредоточился, пытаясь заставить его вновь засветиться. Тщетно.
«Давай же! — говорил я себе. — Ты делал это тысячу раз!»
Ничего. Свет словно бы умер. В голове снова зазвучал холодный голос Ра-мета: «Ты окажешься среди ше-теп, где тебе самое место».
— Джен-теп должны быть сильными, — повторил отец, выходя их комнаты.
Я поднял взгляд и понял, что он говорит не со мной. Он говорил сам с собой — как делают люди, готовясь к чему-то, что будет очень трудно или очень больно.
До моего шестнадцатого дня рождения оставалось совсем немного. И впервые в жизни я по-настоящему испугался собственного отца.
Глава 8
АБИДОС
Большую часть дня я провел в своей комнате, то засыпая, то просыпаясь, а в промежутках между сном и явью — глядя на шарик, который по-прежнему держал в руках. Мне удалось выдавить из него слабенькое мерцание, не ярче огня свечи. В конце концов я просто швырнул шар об стену. Он даже не соизволил разбиться. Еще одна проверка — и снова мимо. Никто не принесет мне на блюдечке золотой диск — символ пройденного испытания.
Так я и лежал в постели, держа руки перед собой — мечтая, чтобы узоры на шести татуировках наконец-то озарились светом, заискрились, означая, что теперь мне подвластны заклинания. Это было нечестно! Всю жизнь я делал то, что должен делать посвященный джен-теп. Я заучивал идеальное произношение каждого заклинания, совершенствовался в каждом жесте. Я мог с идеальной ясностью держать в голове образ любого заклятия — даже если вокруг меня грохотала и бушевала буря. Но все это не имело значения. Татуировки не светились…