Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию

И отсюда происходит знание, что для словесных [тварей] нет ничего более сродного, чем разум, а для боголюбцев нет ничего более достохвального, чем упражнение в нем и разумение [его], — я имею в виду не то слово, [26] которое искусством в красноречивой фразе изысканно сплетается для услаждения слуха, [27] в чем упражняться готовы были бы и мужи негодные, [28] но тот разум, который природа [человеческая] по существу и без научения имеет скрытым в самой себе для безошибочного рассмотрения сущих и для восприятия истины, [содержащейся] во всех [тварях]. Святой Дух Божий, прекрасно украсив этот разум добродетелями, ведет обычно его к сожительству [с Собой] и делает божественным изваянием богоподобной красоты, не лишенным по благодати ничего из того, что по естеству присуще Богу. Ибо [сей разум] есть орган, [29] искусно [30] собирающий все мысленно просиявшие в бытии проявления Божественной Благости, посредством Которой он, вступая в величественное устройство бытия, несется и уносит с собой к Производительной Причине сущего тех, которые всецело определили [31] этим разумом все стремления свойственного им по природе влечения, [32] не удерживаясь решительно ничем из того, что после Причины. [Это — тот разум], лелея который, мы становимся укротителями всех лукавых страстей, не порабощаясь ничем противоестественным, и являем себя делателями божественных добродетелей, если только, конечно, всяким добрым [делом] счищаем с души материальное безобразие, [обнажив ее] духовную красоту. Ибо где владычествует разум, там обычно прекращается власть чувственного, к которой как-то примешана сила греха, [33] увлекающая душу к жалости [по отношению к] сродной ей по ипостаси [34] плоти посредством наслаждения. Вследствие этого наслаждения она, принявшись, как за свое естественное дело, за страстное и сладострастное попечение о плоти, отвлекает [душу] от сообразной с естеством жизни и убеждает ее стать созидательницей не имеющего действительного существования зла. [35] Ибо для мыслящей души злом является забвение естественных благ, происходящее от страстной привязанности к плоти и миру. Эту связь уничтожает разум-воевода, [36] исследуя по всем правилам духовной науки происхождение и природу мира и плоти, а затем он уводит душу к сродной области мысленного бытия, [37] на которую закон греха [38] не совершает свои набеги, не имея больше переводящего его к уму, наподобие моста, чувства, [39] уже отторгнутого от связи с душой и представленного чувственным созерцаниям, которых совершенно не ощущает ум, превзойдя привязанность [к плоти и миру] и [их] естество. [40]

Понимая дело так, как сказано, я счел нужным подкрепить рассуждения этого сочинения помещенными на полях схолиями, чтобы они восполнили самое слово до [должной] красоты и представили читателям [41] более изысканное угощение из умозрений, а также вообще бы разъяснили мысль сочинения. Прочитав после издания всё произведение, [42] я нашел, что некоторые места нуждаются в пояснении, [43] другие — в добавочном рассуждении, а третьи — в кое-каком незначительном обосновании, [44] дополняющем текст издания. Вследствие чего я и написал этот ряд схолий, приспособив к каждому месту подобающее пояснение. А поэтому прошу всех читающих и переписывающих [это сочинение] также прочесть и приложить ряд стоящих вне [его] схолий, сообразно с [имеющимся при каждой] знаком, дабы рассуждение было удобопонятным во всех отношениях и не извращалось бы какими-либо погрешностями.

Максима монаха к Фалассию, благочестивейшему пресвитеру и игумену о различных затруднительных местах Священного Писания.

26

На этом месте собственно правильное развитие начатой фразы прекращается: увлеченный стремлением всесторонне раскрыть свое понимание термина λόγος, автор далее подробно говорит о разуме и его значении в духовной жизни человека; заканчивает же он свой период только в последней тираде предисловия (С. Е.).

27

Схожие мысли развиваются преп. Максимом во вступлении к «Мистагогии» (см.: Максим Исповедник. Творения. Кн. 1. М.: Маргис, 1993, с. 154–157) (А. С.).

28

Схолия (Эр.): «Он говорит о светском красноречии, которое скорее создано искусственным путем, чем [присуще нам] по природе».

29

Термин ὄργανον имеет и значение «орудие, инструмент» (А. С.).

30

Букв. «со знанием дела, сознательно, по-научному» (ἐπιστημόνως). Эриугена переводит «disciplinaliter» (А. С.).

31

С. Л. Епифанович переводит «пропитали» (ποιώσαντας) и замечает по этому поводу: «Разуму вообще приписывается облагораживающее влияние; в частности же немаловажное значение его в раскрытии и развитии естественного стремления человека к Богу». Эриугена считает ποιώσαντας производным не от ποιόω («качественно определять»), а от ποιέω («делать, производить») и переводит faciunt; он добавляет также фразу, отсутствующую в греческом подлиннике: «в Самом Боге» (А. С.).

32

Ἔφεσις в отличие от похотливого ἐπιθυμία и большей частью физиологического ὁρμή означает (онтологическое) стремление к сохранению бытия, влечение к Причине бытия, к высочайшему Благу. Отсюда нормальный, естественный ἔφεσις в человеке возможен только один — к Богу (С. Е.).

33

В своем переводе этого и нижеследующего места Эриугена несколько отступает от оригинала: «...и во всяком грехе повреждается (развращается, губится — corrumpitur) столь великая добродетель (в одной рукописи добавлено: „повреждается, конечно, разум“), увлекая [с собой] и душу, сродную по субстанции телу и привязываемую к нему наслаждениями». Тут же приводятся и две схолии Эриугены. Первая гласит: «Ибо разум повреждается чувством, [то есть повреждается та] великая добродетель, которая, когда она сильна и тверда, уводит душу от сродной ей плоти и делает близкой Богу. Говорится, что душа является сродной плоти двумя способами: либо потому, что они производят промеж себя единую субстанцию, либо потому, что [душа], не подчиняясь разуму, привязывается к плоти через чувство». Вторая схолия: «Добродетелью он называет само божественное озарение, которое часто присутствует в разуме, как свет в очах, и научает душу естественным добродетелям, удерживая ее от плотских желаний» (А. С.).

34

Душа и тело образуют собою человека, одно неделимое конкретное существо, одну ипостась, особь. Отсюда душа и тело и называются соединенными друг с другом по ипостаси (С. Е.). Эриугена передает «ипостась» как «субстанцию». Понятие «ипостась» всегда вызывало трудности с переводом его на латинский язык. Современник Эриугены Анастасий Библиотекарь в предисловии к своему переводу деяний VII Вселенского собора делает такое замечание: «Надо заметить также, что везде, где я употребил при переводе этого собора слово subsistentia, я желал разуметь под ним лице; потому что то, что по-гречески называется ипостасью, некоторые переводили словом persona (лице), а другие — словом subsistentia. Далее, под словом subsistentia многие разумеют лице, а многие и существо (substantiam). Но я следовал тем, которые под словом subsistentia желали разуметь не существо (substantiam), а лице (потому что таких много). Итак, где только я находил в этом кодексе слово „ипостась“, везде переводил его словом „subsistentia“ и желал разуметь под ним „лице“, как и весьма многие другие» (Деяния вселенских соборов, изданные в русском переводе. Т. 7. Казань, 1909, с. 26). Таким образом, подход Анастасия Библиотекаря к данному понятию с богословской и философской точки зрения более верный, чем у Эриугены (А. С.).

35

...τῆς ἀνυποστάτου κακίας; у Эриугены: «не существующего реально зла» («non subsistentis malitie»). Данную мысль преп. Максим будет подробно развивать ниже (А. С.).

36

...στρατηγῶ ό λόγος; этим выражением преп. Максим подчеркивает владычествующее значение разума, который в человеке есть как бы «главнокомандующий». Эриугена переводит «разум-воин» (militans ratio; или «воинствующий разум») (А. С.).

37

...τῶν νοητών... χώραν; Эриугена переводит «область незримого» (invisibilium regionem). Как истинный полководец по всем правилам военной науки разведывает (διερευνώμενος) сначала чужую территорию, а затем укрепляется в своей собственной области, готовый к отражению натиска врага и контратакам, так и разум разведывает «по всем правилам духовной науки» (κατ' ἐπιστήμην πνευματικὴν) область бытия чувственного, а затем уходит сам и уводит подчиняющуюся ему душу в родную землю — страну духовного (умопостигаемого) бытия, в горний Иерусалим (А. С.).

38

Схолия (Эр.): — «Закон греха есть страстное расположение души по отношению к материи».

39

Схолия (Эр.): «Мост души есть чувство, отделенное от чувственно воспринимаемых [вещей]; посредством него [душа] восходит к разуму, от разума — к уму, а от ума — к Богу».

40

Φύσνς в конкретном случае у преп. Максима означает всё, подлежащее происхождению и тлению, то есть видимый тленный мир (С. Е.).

41

Эриугена переводит «просящим» (deprecantibus) и снабжает это слово следующей схолией: «Просящими он называет тех, кто всегда устремляется к изучению духовной философии» (А. С.).

42

Преп. Максим употребляет в данном случае слово πραγματείαν; Эриугена переводит его буквально как «деяние» (actionem) и поясняет следующей схолией: «Деянием он называет все вопросы Фалассия, отвечая по порядку на которые, он предварил частным объяснениям отдельные изречения, то есть схолии, и посоветовал всем читателям и переписчикам книг сделать то же самое» (А. С.).

43

Схолия (Эр.): «Пояснением он называет, по моему мнению, понятный способ изложения; добавлением — то, что дано им самим в качестве толкования, а не предложено Фалассием из Писания; а обоснованием — возвышеннейший смысл, который предлагается сверх понятного способа изложения».

44

Ἐνθύμημα — сентенция вообще, краткая остроумная фраза; в логике — сокращенный силлогизм (например: «все люди смертны, следовательно, я смертен»). Древняя риторика знала два общих (помимо частных) вида убеждения: пример и энтимема; у Аристотеля, между прочим, приводится такой пример энтимемы, или сокращенного силлогизма: «Нет мужа, который бы тут был свободен: он или сребра раб, или судьбы». «Ενβύμησις в техническом смысле — добавочная энтимема. Впрочем, у преп. Максима ἐνθύμησις употребляется и в более широком смысле: означает мысль, упрочившуюся в сознании, то есть, очевидно, такую мысль, для которой вообще нашлись какие-либо основания. Применительно к этому смыслу мы и понимаем ἐνθύμησις» (С. Е.).