Все может служить для созерцателя точкой отправления в этом умозрительном возвышении к Богу, ибо все есть проявление божественных идей, как бы ни искажала чего иногда злая воля разумных существ. Но в особенности источником духовного питания может служить Слово Божие, Священное Писание. Это — как бы другой мир, в котором таинственно воплотилось Божество, подобно тому как в творческих идеях Оно воплотилось в видимом мире. Это как бы особое воплощение Слова Божия — воплощение в буквах и слогах, подобное явлению Его во плоти человеческой. В нем в особенности пристойно созерцателю собирать для своего духовного питания, назидания и просветления таинственные идеи Божии. И если в видимой природе умозритель останавливается лишь на созерцании идей чувственного бытия, выясняя себе основу и происхождение мира от божественной Благости, то в Писании он сосредотачивается преимущественно на постижении мысленного, т. е. духовного (разумно-свободного) бытия (των νοητών); здесь в особенности он познает не только творческие идеи бытия, но и идеи (λόγοι) Промысла и Суда, проявляющиеся в области нравственной жизни, во всех видах добродетели и ведения, — те идеи, которые вполне и совершенно проявились в великой тайне воплощения и искупления. Здесь поэтому таинственные вещания Духа еще ближе, еще понятнее человеческому сердцу, еще дороже для христианина. Здесь поэтому в собственном смысле и почерпается ведение (γνῶσις) мысленного бытия, переводящее душу человека в сродную ей область мысленного бытия и приближающее к Богу.
Это ведение таинственно сокрыто в Писании, сокрыто под внешним покровом букв, сокрыто от недостойных, которые не могут ощущать в нем силы Божией. Однако Сам Божественный Логос (Слово) таинственно находится в нем, научая каждого Своим идеям., Было бы крайне преступно не замечать и убить Его буквой Писания (писмя бо убивает: 2 Кор. 3:6) подобно богоубийцам-иудеям, не сумевшим под плотию узреть Бога, как и под буквой закона — духа. Истинные боголюбцы никогда поэтому не ограничиваются внешними подвигами добродетели, но прилежат Писанию и ищут духовного ведения. В этом признак истинного подвижничества, признак действительного отрешения от плотских похотей. Все аскеты поэтому изучают Писание, но изучают не так, как люди внешней науки, считающие буквы и слога и видящие в нем самые простые и обыкновенные вещи, а как служители Духа, чтители заключенных в нем тайн, причастники истекающей из буквы таинственной силы и жизни. Они ищут здесь того, чего хотело намерение Духа, и сами хотят пережить то состояние блаженного озарения от Него, которое испытали св. пророки. А зная беспредельность смысла Писания, они рады всякой степени наития, в которой им удается хотя отчасти вкусить, от духовной истины, разлитой в безбрежной пучине словес Духа.
Принадлежит к числу таких созерцателей и преп. Максим. И его задача при изучении Писания заключается в изыскании таинственного смысла словес Божиих. В данном случае он следует всем общепринятым правилам аллегории. Его сочинение к Фалассию как раз предназначено удовлетворять основной потребности подвижнической жизни в духовном ведении и служит пособием при созерцании Писания. Оно посвящено уяснению некоторых трудных мест Писания, таинственный смысл которых не всегда поддавался усилиям созерцателей и ставил им затруднение в деле изучения Писания. В собственном смысле, это — скорее мистико-аскетическое, чем экзегетическое сочинение. Как таковое, оно вполне соответствует своему назначению. Это — прекрасное пособие заботящимся о ведении Писания к пользе душевной, пособие обильное и содержательное.
«Вопросоответы» написаны были по просьбе преп. Фалассия, знаменитого в то время настоятеля одного из африканских монастырей близ Карфагена, [8] автора 400 глав «О любви, воздержании и духовной жизни». С Фалассием преп. Максим был близко знаком, часто переписывался с ним (Послания 9, 26, 41 и 42), посещал его монастырь. Это знакомство, вероятно, началось с тех пор, как преп. Максим нашел себе ок. 632 г. приют в карфагенской области. Когда собственно написаны «Вопросоответы к Фалассию», сказать трудно. Противомонофелитской полемики в них не заметно. Около 641 г. в трактате «К Марину пресвитеру» преп. Максим дает уже объяснения по поводу некоторых допущенных в них выражений, которые монофелиты могли истолковать в свою пользу. Очевидно, сочинение к этому времени получило некоторое распространение. В общем, если принять во внимание, что 632–634 гг. ушли у преп. Максима на полемику с северианством и на переписку по поводу отозвания (в 633–634 гг.) префекта Георгия, что в 634-635 гг. преп. Максим, может быть, вернулся к Софронию в Палестину, то приблизительно 637–640 годы можно полагать временем написания «Вопросоответов». [9] Взялся за этот грандиозный труд преп. Максим не сразу. Между ним и преп. Фалассием была по этому поводу целая переписка. Св. отец долго отказывался, Фалассий настаивал. Первоначальный объем труда предполагался в очень широких размерах. Фалассий составил длинный список с перечнем не только разных трудных мест Писания, но и с целым рядом вопросов из области аскетической практики: главным образом относительно борьбы со страстями и демонами. В последней области преп. Максим считал себя особенно некомпетентным и поэтому упорно отказывался исполнить просьбу Фалассия. Фалассий, напротив, хотел, по крайней мере на первых порах, чтобы эта сторона дела (вопрос о страстях) была исполнена прежде всего. Повинуясь воле знаменитого игумена, преп. Максим и взялся было составлять ответ на предложенные вопросы о страстях, но дальше, однако, отдельных заметок не пошел. Переписка с новыми отказами возобновилась. В конце концов дело с обоюдного согласия решено было в том смысле, что вопросы о страстях пока отложены были до другого более удобного случая; на остальные же вопросы преп. Максим изъявил согласие дать по возможности краткие ответы. Впрочем, свои заметки о страстях он обработал в Предисловии [10] к «Вопросоответам». Здесь сжато был сведен весь материал, приготовленный для раскрытия учения о страстях, чем, между прочим, и объясняется содержательность этого Предисловия.
8
В «Душеполезной повести» об одном мертвеце, воскресшем для принесения покаяния во грехах (в славянском прологе и Четиях-Минеях свят. Дмитрия «Повесть о воине Таксиоте», под 28 марта) рассказывается между прочим, что воскресший карфагенский воин был приведен к преп. Фалассию (в славянской повести — к епископу Тарасию) и рассказал ему о виденных им мытарствах. Чудо имело место во времена патрикия (экзарха) Никиты (ум. до 629 г., назначен экзархом после 619 г.) (
9
К. Лага и К. Стил (p. IX указанного издания) датируют это произведение 630–634 гг. Это общепринятая ныне датировка, впервые установленная П. Шервудом. См.:
10
В этом Предисловии находим и все вышеизложенные данные об обстоятельствах написания «Вопросоответов» (