\\746// свои. И потому они чувствуют пустоту в своей душе от многих желаний, не могут удержаться от легкого рассеяния мыслей; не перенося сокрушения духа, само молчание свое постоянное считают нестерпимым; не утомляясь тяжелыми полевыми работами, побеждаются праздностью и утомляются продолжительным покоем своим.
Неудивительно, если кто, сидя в келье, как бы в тесном затворе, собрав помыслы, угнетается большей тоскою, нежели когда его помыслы, вырвавшись вместе с человеком из заключения в жилище, постоянно носятся в разные стороны, как разнузданные кони. Когда они вырываются как бы из своего стойла, получается некоторое краткое или горькое утешение. Но когда, по возвращении тела в свою келью, вся стая помыслов опять прибегает к своему стойлу, то застарелая привычка к рассеянию производит еще большие мучения тоски. Следовательно, те, которые еще не могут или не хотят противиться влечениям своей воли, если, ослабив строгость, дадут себе свободу чаще выходить, те таким, как думают, врачеванием произведут в себе более острую болезнь, подобно тому, как некоторые думают, что глотком холоднейшей воды они могут погасить силу внутренней лихорадки, тогда как известно, что от этого жар больше воспламеняется, нежели укрощается: за минутным облегчением следует гораздо большая скорбь.
Потому все внимание монаха всегда должно быть устремлено на одно, — начало и круговращение всех помыслов его должны старательно приводиться к одному цент-\\747//ру, т. е. к памяти Бога, все равно как если бы кто, желая устроить свод купола, постоянно стал кругом обводить шнурок из центра; он по верному правилу соблюдает совершенное равенство круглоты и искусно устраивает. А кто покусится сделать купол без отыскания средины, тот, хотя бы обладал большим искусством или знанием, не может без погрешности соблюсти равенство окружности. Также не может определить одним взглядом, сколько он по ошибке отнял красоты у правильной округлости, если не будет прибегать к этому указателю правильности и при помощи его выравнивать внутреннюю и внешнюю округлость своей работы, чтобы по соблюдению одного центра закончить огромное здание. Так и дух наш, если не будет иметь в виду одну любовь к Господу, как бы неподвижно утвержденный центр, при всех делах и усилиях, так сказать, верным циркулем любви не будет упорядочивать все помыслы, не построит с совершенным искусством того духовного художественного здания, художник которого есть Павел (1 Кор 3, 10), и дом тот не будет иметь красоты, которую блаженный Давид в сердце своем желает представить Господу, говоря: Господи! я возлюбил обитель дома Твоего и место жилища славы Твоей (Пс 25, 8); но неблагоразумно воздвигнет в своем сердце дом неблаголепный, недостойный Св. Духа, такой, который всегда может распасться, — не прославится вселением блаженного сожителя, но подвергнется плачевному разрушению.
Герман. Конечно, такое установление — заниматься делом внутри кельи — полезно и необходимо; удобство этого не только основано на примере вашего блаженства по подражанию апостольским добродетелям, но часто доказывалось указанием и нашего опыта. Но почему мы должны так избегать соседства родных, которое вы не очень
\\748// отвергаете, это не совсем ясно. Ибо мы видим, что вы, безукоризненно поступая на всяком пути к совершенству, не только пребываете в своих областях, но некоторые живут недалеко от своих селений; почему же считается противным для нас то, что вам не вредно?
Авраам. Мы видим примеры, что иногда худое выходит из добрых вещей. Ибо если бы кто стал делать то же самое, но с другим расположением и намерением или с неровной силою, то от этого он впадает в сеть обольщения и смерти, тогда как другие этим приобретают плоды вечной жизни. Без сомнения, это потерпел бы и тот сильный рукою юноша, приготовившийся к сражению с воинственным исполином, если бы взял мужественное и крепкое оружие Саула (1 Цар 17, 38—40); и чем сильный человек поражал бесчисленные полчища врагов, то малолетку могло бы причинить несомненную погибель, если бы он с благоразумным различением не избрал оружие, сообразное с его юностью; и он против страшного врага вооружился не латами и щитом, которыми вооружались, как он видел, другие, но стрелами, которыми сам мог сражаться. Поэтому каждому из нас следует наперед тщательно узнавать меру своих сил и по этой мере браться за науку, какая нравится, ибо хотя все науки полезны, однако не могут быть удобны для всех. Отшельничество хоть хорошо, но мы не считаем его полезным для всех. Ибо для многих оно не только бесплодно, но и гибельно. Также хотя установление киновии или заботу о братьях мы признаем делом святым, похвальным, но не думаем, что поэтому все должны избирать их. Также плод странноприимства весьма обилен, но без терпения оно не может быть предпринимаемо. Потому сначала надо сравнить между собою уставы вашей страны и этой, потом на разных весовых чашах взвесить силы людей, приобретенные постоянным упражнением в добродетелях или пороках. Ибо что одно-\\749//му человеку трудно, даже невозможно, то в других приобретенная привычка обратила в природу. Как некоторые народы, не покрывая тела, переносят большой холод или жар солнца, тогда как другие, не привыкши к такому климату, не могут переносить его, как бы ни были сильны; так и вы, которые с большим усилием души и тела только в этой стране стараетесь как бы победить природу вашего отечества, тщательно рассудите: можете ли переносить здешнюю нищету в тех холодных к вере странах (как есть слух), как бы скованных чрезмерным холодом неверия. Ибо нашим монахам эту твердость намерения естественно придала древность святого образа жизни. Если вы сознаете себя равными им по постоянству и силе, то и вы также не должны избегать соседства родителей и братьев ваших.