Истекалъ уже другой день. Оставалась только одна надежда для старца, — что Христосъ не можеть его оставить. Всю ночь, вторично зестигшую его въ дороге, онъ провелъ въ молитве, и при слабомъ разсвете увидалъ вдали волчицу, которая, тяжело дыша отъ жажды, прибежала къ подошве горы; провожая ее глазами, старецъ, когда волчица скрылась, увидалъ входъ въ пещеру и сталъ засматривать вовнутрь съ тщетнымъ любопытствомъ, потому что мракъ мешаль видеть. Но, какъ говоритъ Писаніе, совершенная любовь вонъ изгоняетъ страхъ (1 Іоан. 4, 18); тихимъ шагомъ и сдерживая дыханіе, осторожный наблюдатель вошелъ вовнутрь пещеры, и, мало–по–малу подвигаясь впередъ и часто останавливаясь, началъ слышать звуки. Наконецъ, сквозь мракъ ночи онъ видитъ вдали светъ, и быстро спеша къ нему, споткнувшись на камень, производитъ шумъ. Услышавъ этотъ шумъ, блаженный Павелъ затворилъ и замкнулъ открытую прежде дверь въ свою пещеру. Тогда Антоній, стучась у входа даже до шестого часа и долее, просилъ позволенія войти, говоря: «ты знаешь, кто я, откуда и зачемъ пришелъ; знаю, что я недостоинъ твоего лицезренія, но если я не увижу тебя, то не уйду прочь. Принимающій зверей, зачемъ ты отгоняешь человека? Я искалъ и нашелъ. Я толкаю, чтобы мне было отворено; если мои просьбы будутъ тщетны, я умру здесь при входе въ твою пещеру; по крайней мере ты похоронишь трупъ мой». Антоній
«Никто не проситъ съ угрозами; никто не злословитъ со слезами: удивишься ли, что я не приму тебя, когда ты пришелъ съ темъ, чтобы умереть»? Такъ усмехаясь, Павелъ открылъ входъ; и тогда оба старца бросились другъ другу въ объятія, приветствовали другъ друга по именамъ и вместе возблагодарили Господа. После святаго лобзанія, Павелъ, севши съ Антоніемъ, началъ говорить такъ: «Вотъ тотъ, кого ты искалъ съ такимъ трудомъ: члены его, полуистлевшіе отъ старости, покрываетъ некрасивая седина. Вотъ ты видишь предъ собою человека, который скоро будетъ прахомъ. Но такъ какъ любовь все терпитъ, то скажи мне, пожалуйста, какъ живетъ теперь родъ человеческій: возвышаются ли въ старыхъ городахъ новыя крыши, какою властію управляется міръ и остался ли кто–нибудь увлеченный прелестію демоновъ»? Во время этихъ речей, воронъ селъ на суку дерева, и, тихо слетевши оттуда, положилъ целый хлебъ предъ очами дивящихся старцевъ. Когда онъ улетелъ, Павелъ сказалъ: «вотъ Господь поистине благій, поистине милосердый, послалъ намъ обедъ. Вотъ уже 60 летъ какъ я ежедневно получаю укрухъ въ полхлеба; но теперь, для твоего прихода, Христосъ удвоилъ порцію воинамъ своимъ». Итакъ, воздавши благодареніе Господу, оба старца сели на берегу прозрачнаго ручья. Но здесь начался споръ, кому первому преломить хлебъ, и продолжался до вечера. Павелъ ссылался на обычай гостепріимства, Антоній — на право старшинства. Наконецъ, было решено взять хлебъ обоимъ вместе и тянуть каждому къ себе, такъ чтобы у каждаго осталась въ рукахъ своя часть. Потомъ, припавши устами въ источнику, они испили немного воды, и, принесши Богу жертву хвалы, всю ночь провели въ бодрствованіи. И когда день снова возвратился на землю, блаженный Павелъ сказалъ Антонію следующее: «Давно, братъ, я зналъ, что ты обитаешь въ здешнихъ краяхъ, давно Господь обещалъ послать ко мне моего сослужителя. Но поелику время успенія моего настало и (согласно съ моимъ всегдашнимъ желаніемъ разрешиться и быть со Христомъ) по скончаніи теченія соблюдается мне венецъ правды; то ты посланъ отъ Господа погребсти мое тело и предать земле землю». Услышавъ это, Антоній, плача и рыдая, сталъ молить Павла не оставлять его на земле, но взять съ собою въ загробный путь. Но Павелъ отвечалъ: «не ищи
яже своихъ си, но яже ближняго. Для тебя лучше, сбросивши телесное бремя, последовать за Агнцемъ; но для братіи полезно назидаться еще твоимъ примеромъ. Поэтому продолжай подвигъ, хотя бы онъ былъ и тягостенъ, и принеси для прикрытія тела моего мантію, которую далъ тебе епископъ Афанасій». Блаженный Павелъ просилъ объ этомъ не потому, чтобы слишкомъ заботился, покрытый или обнаженный будетъ истлевать трупъ его, тогда какъ столько времени одевался только сплетеніемъ пальмовыхъ листьевъ; но потому, что хотелъ, удаливъ отъ себя Антонія, облегчить этимъ печаль его о своей смерти. Антоній, изумленный упоминаніемъ Павла объ Афанасіи и его мантіи, какъ бы видя въ Павле Христа и почитая въ душе его присутствіе Божіе, не осмелился возражать более, но, съ безмолвнымъ плачемъ облобызавъ его очи и руки, пошелъ назадъ въ монастырь, который впоследствіи занятъ былъ Сарацинами. Хотя его шаги не соответствовали быстроте его духа, хотя тело его было измождено постами и ослаблено годами, но силою духа онъ победилъ немощь плоти. Наконецъ, утомленный и едва дышащій отъ усталости, онъ достигъ, преодолевъ путь, до своего обиталища. Когда на встречу ему вышли два ученика, уже издавна привыкшіе служить ему, говоря: «где ты такъ долго промедлилъ, отче»? Антоній отвечалъ: «горе, мне грешнику, ложно носящему имя монаха. Я виделъ Илію, я виделъ Іоанна въ пустыне, и поистине я виделъ Павла въ раю». Затемъ, сомкнувши уста, и ударяя рукою в грудь, онъ вынесъ изъ келліи мантію. Когда ученики просили, чтобы онъ подробнее разсказалъ, въ чемъ дело, Антоній отвечалъ: «время говорить и время молчать». Потомъ, вышедши вонъ изъ монастыря, и не взявши съ собою даже малаго количества пищи, Антоній снова отправился въ путь по той же дороге, по которой пришелъ, жаждая Павла, желая его видеть, созерцая его умомъ и очами, боясь только того, чтобы Павелъ, въ его отсутствіе, не предалъ духъ Христу, что и случилось действительно. Уже возсіялъ другой день и Антоній отошелъ на три часа пути, какъ онъ увидалъ между ликами ангеловъ, между сонмами пророковъ и апостоловъ Павла, сіяющаго снежною белизною и восходящаго на высоту. Тотчасъ павши на лице свое, Антоній посыпалъ пескомъ голову, и, плача и рыдая, говорилъ: зачемъ, Павелъ, ты оставляешь меня? зачемь удаляешься безъ моего приветствія? зачемъ, поздно узнанный, ты такъ скоро отходишь? Разсказывалъ впоследствіи блаженный Антоній, что остальное пространство пути онъ пробежалъ какъ птица; да и было зачемъ. Вошедши въ пещеру, онъ увидалъ бездушное тело, съ преклоненными коленами, съ протянутой шеей, съ воздетыми кверху руками; и сначала думая, что Павелъ живъ, обратился къ нему съ прежними просьбами, но потомъ, не слыша обычныхъ вздоховъ молящагося и воздавши ему плачевное целованіе, понялъ, что и трупъ святаго въ благоговейномъ положеніи молился Богу, которому все живы. Обервувши и вынесши тело вонъ изъ пещеры, и воспевая гимны и псалмы по христіанскому преданію, Антоній сталъ печалиться, что у него нетъ заступа для ископанія земли. Раздумывая такъ и иначе и разсуждая много самъ съ собою, Антоній говорилъ: «если возвращусь въ монастырь, то пройдетъ три дня въ путешествіи; если останусь здесь, то ничего не сделаю. Умру же, какъ и подобаетъ, возле твоего воина, Христе, и, упавъ здесь, предамъ последнее дыханіе». Во время такихъ размышленій старца, вотъ два льва съ распущенными гривами быстро неслись изъ внутренней части пустыни. Увидавъ ихъ, Антоній сначала испугался, но, снова вознесшись мыслію къ Богу, онъ сталъ смотреть на львовъ какъ бы на голубей и пребылъ безтрепетенъ. Львы, между темъ, прибежали прямо къ трупу блаженнаго старца, ласково махая хвостами, припали къ ногамъ его и рычали съ сильнымъ стономъ, ясно давая понимать, что они плачучъ по–своему. Потомъ невдалеке львы начали рыть землю ногами, и, быстро выгребая песокъ, скоро выкопали место, удобное для помещенія одного человека, и тотчасъ, какъ бы прося награды за трудъ, опустивши шею и шевеля ушами, подбежали въ Антонію и стали лизать у него руки и ноги. Антоній понялъ, что львы просятъ у него благословенія. И немедленно, прославивши Христа за то, что и безсловныя животныя чувствуютъ, что есть Богъ, старецъ сказалъ: «Ты, Господи, безъ мановенія котораго не отрывается листъ отъ дерева и не падаетъ воробей на землю, даждь имъ, якоже веси». И движеніемъ руки повелелъ имъ удалиться. Когда львы удалились, Антоній согнулъ старческія плечи подъ бременемъ святаго тела, сложилъ оное въ могилу и, насыпавши сверху землю, устроилъ по обычаю холмъ. Наступилъ другой день, и благочестивый наследникъ, чтобы не оставить чего–либо изъ имущества после умершаго безъ завещанія старца, взялъ себе его тунику, сплетенную имъ самимъ изъ пальмовыхъ листьевъ на подобіе корзины. Возвратившись въ монастырь, Антоній разсказалъ ученикамъ все по порядку; и въ торжественные дни Пасхи и Пятидесятницы всегда надевалъ тунику Павла.