Берегись мамок, и нянек, и тому подобных ядовитых животных, которые желают твоей кожей насытить свой желудок. Они советуют тебе не то, что полезно для тебя, но то, что выгодно для них. И часто визжат следующее:
Где святое целомудрие, там воздержание. Где воздержание, там убытки для слуг; всякое пожертвование они считают похищением у себя; они исчисляют размеры своих подарков, а не обращают внимание на то, сколько останется у того, кто дарит. И где бы они ни увидали христианина, тотчас выкрикивают на перекрестках бесстыдную брань. Они рассеивают самые гадкие сплетни и, выдумав что–нибудь сами, притворяются, что слышали это от других, будучи вместе и сочинителями, и распространителями сплетен. Ложное известие дает повод к молве, которая, дойдя до матрон и будучи распространена их языком, проникает в провинции. Ты видишь, что многие свидетельствуют бешеными устами и с испещренным лицом, с змеиной вертлявостью и изощренными зубами уязвляют христиан.
Весь хор кричит единогласно, и кричат все присяжные судьи. Соединяются в один круг и кусающие, и кусаемые. Говорящие против нас молчат о самих себе, как будто бы они не были монахами и как будто бы все обязанности монахов не относятся даже в большей степени к клирикам, которые — те же монахи. Убыль стада есть бесславие для пастыря; с другой стороны, достохвальна жизнь того монаха, который уважает священников Христовых и не унижает тот сан, благодаря которому он сделался христианином.
Я сказал это, дочь моя во Христе, не потому, чтобы сомневаться в твоей решимости остаться вдовой (ибо ты не просила бы увещательного письма, если бы не была уверена в достоинстве единобрачия), но для того, чтобы ты уразумела бездельничество слуг, которые готовы продать тебя, и козни родственников, и заблуждения благочестивого отца. Признавая в нем любовь к тебе, я не допускаю в нем сознательной любви, говоря вместе с апостолом: Свидетельствую им, что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению (Рим. 10, 2). Подражай лучше (буду часто повторять одно и то же) святой матери твоей; как скоро я вспоминаю о ней, мне приходит на мысль ее усердие ко Христу, бледность от постов, милосердие к бедным, послушание к рабам Божиим, скромность одежд и сердца и относительно всего, сдержанная речь. Отец твой, о котором я делаю почетное упоминание (не потому, что он бывший консул и патриций, но потому, что он христианин), пусть поступает сообразно со своим именем. Пусть радуется, что дочь их рождена для Христа, а не для века сего. Но пусть всего более пожалеет о том, что и девство утратила понапрасну, и потеряла плод брака. Где муж, которого отец дал тебе? Пусть даже он был достолюбезен и добр, смерть все похитила и кончина пресекла телесную связь. Прошу тебя, воспользуйся случаем и дело необходимости преврати в подвиг добродетели. Не начало, но конец венчает христианина. Павел худо начал, но хорошо кончил. Иуда достохвален сначала, но в конце осужден за предательство. Читай у Иезекииля: Праведность праведника не спасет в день преступления его, и беззаконник за беззаконие свое не падет в день обращения от беззакония своего (Иез. 33, 12). Это лествица Иакова, по которой снисходят и восходят Ангелы, на которой утверждается Господь, подавая руки падшим и Своим взором поддерживая утомленные стопы восходящих. Но как Господь не захочет смерти грешника, но еже обратитися и живу быти ему, так, с другой стороны, ненавидит равнодушных и скоро извержет их из уст Своих (Апок. 3, 16). Кому более отпускается, тот более любит.
Евангельская блудница, крещенная собственными слезами и волосами, которыми многих прежде прельщала, отирающая ноги Господа, — спасена. У ней не было ни причудливых головных уборов, ни скрипящих туфель и никаких притираний. Чем она неприбраннее, тем прекраснее. К чему на лице христианки румяна и белила? Румяна представляют поддельную красоту губ и щек, белила — поддельную белизну лица и шеи; это огонь для юношей, разжжение похотей, признак бесстыдного ума. Будет ли плакать о грехах своих женщина, слезы которой могут смыть белила с шеи и провести по лицу борозды? Это украшение не Господне, но одежда антихриста: с каким дерзновением может взирать к небу лицо, которого не узнает Создатель? Напрасно приводятся в оправдание юность и младые лета. Вдова, которая отринула сладость мужа, по слову апостола истинная вдова, имеет нужду только в твердости. Она помнит прежние чувственные удовольствия, знает, что потеряла и чем насладилась. Пламенные стрелы диавола должны быть угашены холодом постов и бодрствований. Или нам нужно вести речь сообразно со своей одеждой, или нужно одеваться сообразно с тем, что говорим. Зачем обещать одно, а на деле показывать другое? Язык проповедует непорочность, а все тело обнаруживает бесстыдство. Это относится ко внешнему виду и украшению. Впрочем, вдова, предающаяся увеселениям (скажу не своими, но апостольскими устами), заживо умерла (1 Тим. 5, 6). Что же это значит — заживо умерла? На взгляд людей, не знающих внутренности сердца человеческого, она жива и для греха не умерла, но для Христа, знающего сокровенное, она умерла. Ибо душа согрешающая, та умрет (Иез. 18, 4). Грехи некоторых людей явны и прямо ведут к осуждению а некоторых [открываются] впоследствии. Равным образом и добрые дела явны; а если и не таковы, скрыться не могут (1 Тим. 5, 24–25). Это изречение значит вот что: некоторые люди грешат так открыто и без зазрения совести, что, как скоро их увидишь, тотчас заметишь, что они грешники. А другие так скрывают свои пороки, что ты можешь распознать их только после долгого общения с ними. Равно и добрые дела у одних очевидны с первого взгляда, а у других могут быть замечены только после долговременного наблюдения. Итак, зачем нам хвастаться целомудрием, которое без сопутствующих и дополнительных добродетелей — воздержания и умеренности может еще подлежать сомнению? Апостол умерщвляет свое тело и порабощает душе, чтобы самому соблюсти то, что он предписывал другим; неужели молодая женщина, питаясь яствами, поддерживающими телесное возбуждение, может не опасаться за свою непорочность? Говоря это, я не осуждаю брашен, которые Бог создал для употребления с благодарением, но хочу у юношей и девиц отнять то, что возбуждает в них чувственность. Ни огни Этны, ни вулканическая лава, ни Везувий и Олимп не пышут таким пламенем, как юношеские утробы, наполненные вином и подогретые роскошными кушаньями. Многие презирают скупость и отлагают ее вместе с кошельком. Злословящий язык может быть исправлен безмолвным молчанием. Образ жизни и мода в одеждах меняются ежечасно. Все прочие грехи имеют место вне человека, а то, что находится вне, легко отбрасывается. Только чувственное пожелание, внедренное в нас Богом для рождения детей, если переходит надлежащие пределы, превращается в порок и по какому–то закону природы влечет к соитию. Это подвиг великой добродетели и ревностного старания — победить природное стремление, в теле жить как бы вне тела, каждодневно бороться с собой и скрытого в себе врага наблюдать, подобно баснословному стоглазому Аргусу. Эти мысли в других словах апостол выразил так: Всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела (1 Кор. 6, 18). У медиков и утех, которые писали о природе человеческих тел, в особенности же в книгах Галена под заглавием «О здоровых», говорится, что тела отроков, юношей и совершеннолетних мужчин и женщин пылают внутренним жаром и что в этих летах вредны кушанья, усиливающие теплоту, и, напротив, полезно для здоровья употреблять в пищу и питье что–нибудь холодное; напротив того, для стариков, страдающих мокротистостью и охлаждением крови, полезны согревающие кушанья и старые вина. Поэтому и Спаситель говорит: Смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством и заботами житейскими (Лк. 21, 34). И апостол: