Побуждаемые этой божественной ревностью, вы, собравшись в Святую Церковь, призвали того хулителя, чтобы он дал ответ за свои хуления. Но поскольку он не послушался и не захотел прийти в церковь, вы были вынуждены пойти к нему в келию и спросить его, почему он вас называет еретиками. Он же, отвечая всем вам, называл все книги отеческие химерами, вас всех — прельщенными, а молитву Иисусову — ересью, которая якобы произошла из Мошенских гор, и прочее изблевал хульное и лживое, бессмысленное и безумное свое блудословие. А на увещание духовное нашего духовника Иакинфа, чтобы тот перестал хулить учение святых отцов и священную Иисусову молитву, он те же свои хуления повторил. Вы же, святыня ваша, видя его нераскаянный нрав и непрекращающееся хуление, с изволения святых отцов и братьев, пишете ко мне, называя себя сиротами, и просите в этом деле вас не оставить. Дело же это хотя ко мне и не относится, потому что святая обитель ваша не зависит от меня, но ради любви Божией, видя вашу ко мне, недостойному, по Богу веру и любовь, видя и ревность вашу божественную к этой всесвятой молитве и книгам отеческим, а также соболезнуя скорби и печали, наносимым душам вашим хулениями на такую святыню, решил я поведать вам нечто об этой хуле, откуда в наши времена она берет начало.
Когда мы только пришли со Святой Горы Афонской в эту православную, христианскую и более прочих земель страннолюбивую и странноприимную Молдовлахийскую землю, то я, пребывая еще в Драгомирнской обители, услышал, что из Мошенских гор от некоего суеумного философа-монаха не молитва Иисусова, святая и священная, проистекла, которую он хулит на свое вечное, если не покается, осуждение и ересью называет, но явилась прескверная, и всемерзостная, и слухом нашим до сих пор неслыханная, нестерпимая хула на эту всесвятую и пренепорочную, умом в сердце совершаемую Иисусову молитву, и на всех святых отцов, и на святые книги их, об этой святой молитве учащие. Той хулой — ибо диавол говорил его устами — некоторых скудоумных монахов он настолько повредил, что они и книги отеческие, привязав к ним кирпичи, в реке Тясмин дерзнули потопить. Еще же, не довольствуясь тем, чтобы одним лишь своим всескверным языком произносить хулы, он возымел намерение и рукой, письменно, хулить и опровергать это божественное делание молитвы и книги отеческие, о нем учащие, но тотчас ослеп, потому что Бог не допустил, чтобы злое его намерение осуществилось на деле.
Но с того времени даже и доныне, как видим, не истребилось еще до конца хуление это, которое явилось от этого хулителя. Да обратит его Бог на истинное покаяние, дабы не погиб он на веки с проклятым еретиком Варлаамом Калабрийским, первым хулителем этой священной Иисусовой молитвы, которого Церковь Божия соборно трижды предала анафеме и до сих пор каждый год в святую Неделю Православия предает, и до скончания мира предавать будет такими словами: «Варлааму, и Акиндину, и последователям, и преемникам их — анафема (трижды)».
Как Сам Христос, истинный Бог наш, от начала веры православной и до настоящего времени для неверующих есть «камень претыкания и камень соблазна» (1 Пет. 2, 7; Рим, 9, 33), а верующим — «спасение душам» (1 Пет. 1, 9), еще же и сама спасительная проповедь евангельская «овем убо, — по апостолу, — воня смертная в смерть, овем же — воня животная в живот» (2 Кор. 2, 16), так и эта священная молитва хотя некоторым не веровавшим и сомневавшимся в ней и была «камнем претыкания и камнем соблазна» (как усматриваем в заново напечатанных, по промыслу Божию, греческих книгах преподобных отцов наших Симеона Нового Богослова и ученика его Никиты Стифата), однако до времен упомянутого еретика никто не дерзнул открыто, и языком и письменно, хулить мысленное делание этой молитвы и ее делателей. Он же показал себя первым хулителем этой божественной молитвы. Как змей из бездны, выйдя из Калабрии, страны Италийской, пришел он в греческую землю и поселился сначала в Солуни, где, пребывая, услышал (поскольку недалеко находился от Святой Горы Афонской) о святогорских монахах и об этой священной молитве. И, гордясь своей философской премудростью и знанием астрономии, тотчас отверз он скверные свои уста и начал испускать смертоносный яд хулений — сперва на молитву, умом совершаемую, и на монахов, хуля и называя их евхитами, пуподушными и мессалианами. потом же обратил хулу свою и на всю Церковь Божию, и на догматы ее, называя созданием несозданный и присносущный свет Божества Христова, воссиявший на Фаворе от пресвятого лица Его святым Его ученикам и апостолам. К тому же еретик этот, ученик его Акиндин и прочие последователи и преемники их тварью и созданием называли и всё существенное и естественное общее, от одного и того же существа и естества Пресвятой Троицы, как от солнца лучи, свет и сияние, естественно и существенно происходящее, то есть действие, силу, благодать, свет и сияние, дары и дарования и прочее, что неисчислимо. И всех православных христиан, исповедующих, что в Боге нет ничего созданного, но всё несозданно и присносущно, дерзали называть двубожниками и многобожниками, сами будучи безбожниками.