едимую неясность, на премногих же местех не обретах отнюдь ниже самого грамматического разума, аще и многократне чтый и с неизреченным трудом и испытанием, но ни тако обретах предреченного разума. Бог един весть, яковые печали душа моя исполняшеся, и недоумевая, что делати, возмнех, яко словенские отеческие книги с других словенских книг можно есть поне мало исправити. И начах книгу святого Исихия, пресвитера Иерусалимского, и святого Филофея Синаита, и святого Феодора Едесского с четырех своею рукою писати, да поне с четырех куюждо от них сложив, сподоблюся узрети в них грамматический разум. Но весь труд мой оный всуе бысть: ни тако бы в сложенных онех книгах с четырех сподобихся увидети совершенный оный разум. Книгу святого Исаака Сирина с другия таковые книги, по засвидетельствованию единого лица, яко онањ во всем с греческою сходна, шесть недель день и нощь исправлях, но и той мой труд всуе бысть: по времени бо разумех, яко мою лучшую со оные хуждшия испортих. Егда же тако многократно пострадах, тогда познах, яко всуе труждаюся во мнимом исправлении словенских со словенских книг, и начах прилежно испытовати, откуду таковая есть в книгах неясность и оскудение грамматического разума, и по немощному ума моего постижению обретах, яко две вине суть сия вещи: первая, неискусство древних с эллинногреческого на словенский язык книг преводителей, вторая, неискусство и нерадение неискусных преписателей: и тогда уже совершенно отчаяхся увидети, в словенских отеческих книгах правый и истинный разум, яковый обретается в эллинногреческих таковых же книгах. И по многолетнем моем в святой Горе пребывании, отчасти научився беседовати простым греческим языком, всеприлежнейшее восприях намерение, с болезнью в сердце искати эллинногреческих отеческих книг, в надежде со онех исправления словенских (книгъ), и на многих местех и не единократне искав, не могох обрести. Таже поидох в великий скит лаврский святые Анны и в Кипсоколиву, и в скит Ватопедский святого Димитрия, и в прочия лавры и монастыри, и всюду вопрошая учительных лиц, и преискусных и престарелых духовннков, и честных инок о книгах отеческих по имени, нигде же сподобихся обрести таковых книг, но от всех согласен таковый ответ восприях, яко мы даже и доселе не точию таковых книг не вемы, но ни имени сих святых слышахом. Таковый ответ аз получив, Бог весть в яково недоумение впадох, разсуждая, яко в таковом месте святем, и к тихому и безмолвному иноков пребыванию от Бога избраннем, идеже мнози велицыи и совершеннии святии пожиша, не сподобихся не точию обрести многожелаемые мне святые оные книги, но ни имен святых онех от кого услышати, и сего ради впадох в немалую о сем печаль: обаче всю мою надежду о обретении таковых книг возложих на Бога, и молях Его неизреченное милосердие, да имиже весть судьбами, яко всесилен и всемогий, сподобит меня обрести таковые книги. Бог же премилосердый не презрев мое усердное о стяжании книг отеческих на эллинногречестем языце желание, сподобил мя есть Своим неизреченным промыслом таковые книги обрести, и часть некую онех стяжати, сицевым образом: идущу ми единою с двема братома от святые и великие святого Афанасия Афонского лавры к великому лаврскому святые Анны скиту, егда приидох прямо превысокому святого пророка Илии холму, иже есть высотою третия часть великого превысочайшего святого Афона, под которым холмом на превысоком месте от страны яже к морю, обретается един скит святого Василия Великого, в недавняя времена иноками, от Кесарии Каппадокийские пришедшими, создан, на прежесточайшем месте, живые воды ни потока, ни источников имущем, и сего ради скит он ни виноградов, ни масличных древес, ни смокв, ни вертоградов, ни иного коего мира сего утешения не имать, но единою дождевою водою нужду необходимую братий исполняет: и прииде нам желание в скит оный пойти, ово поклонения ради, ово же и видения ради места оного, в нем же еще дотоле не бывахом. Пришедшим же нам в скит оный и седшим близ святые церкве, узре нас един благоговейный инок, иже по поклонении нашем в церкви оней святым иконам, изшедших из нея позва нас любовне в свою келлию, и изыде уготовати нам яже на пищу, во еже упокоити нас от путного труда. Воззревшу ми на столик иже ко окну, увидех едину книгу отверсту, лежащу на нем, с нея же преписоваше другую: бяше бо художеством краснописец, и посмотревшу ми на оную книгу, увидех, яко бяше святого Петра Дамаскина, юже узрев, коликие пренеизреченные радости духовные преисполнихся, изрещи не могу; вознепщевах бо, яко небесное на земли сподобихся узрети сокровище. Егда же возвратися в келлию, начах его вопрошати с великою радостию и неисповедимым удивлением, откуду таковая тамо книга паче чаяния моего в святыни его обретеся. Он сказа мне, яко еще и другая книга сего же святого обретается, имущая двадесять и четыре слова по алфавиту. Вопрошающу же мне его, суть ли в вас и прочия таковые книги, отвеща, яко обретаются сия: святого Антония Великого, святого Григория Синаита, но не вся, святого Филофея, святого Исихия, святого Диадоха, святого Фалассия, святого Симеона Нового Богослова слово о молитве, святого Никифора монаха слово о молитве, книга святого Исаии, и прочия таковые книги, святого же Никиты Стифата точию двадесять и две главы, а целая в нас, рече, не обретается, разве точию в вивлиофиках великих монастырей. Вопросившу же ми его, почто аз, толико многое время с болезнию сердца таковых книг иский, не обретох, и прилежно многих честных лиц вопрошая, и слышати о них не сподобихся; отвеща мне, яко сия есть, рече, по мнению моему вина, яко книги сия самым чистым эллинногреческим языком суть написаны, его же ныне кроме ученых лиц едва кто от греков мало что разумеет, многшии же и отнюдь не разумеютъ; того ради и книги таковые мало не во всесовершенное приидоша забвение, и сего ради не сподобился еси, о таковых книгах вопрошая, ни поне слышати о них. Пребывающие же в ските сем иноцы, еще в стране своей в Кесарии Каппадокийской пребывающе, довольно о таковых книгах слышали, и пришедше во святую Гору и многим трудом и временем, и немалым иждивением от рукоделия своего приобреташе и платяще учительным лицам, научишася не точию простого, но и самого эллинногреческого языка, и Божиею помощию в некоторых обителях обретше книги таковые, преписуют, чтут, пользуются, и на делание по учению онех, по силе своей, понуждаются. Сие слышав аз, и зело возрадовався радостью неизреченною о обретении такового на земли небесного сокровища, начах его прилежно молити, да любве ради Божия препишет и мне таковые книги, обещаваяся ему, якову ни восхощет цену за труд его дати. Он же, имея много писания, отречеся, и поведе мя ко другому краснописцу, в томжде ските пребывающему, его же такожде с великим усердием о преписании книг отеческих молих, обещавая ему за труд тройну цену дати: он же любве ради Божия, видя немалое мое о стяжании таковых книг желание, тройные цены не восхотев, но за обычную обещася мне, аще и сам много писания имеяше, колико возможет, и руку ему подаст Бог, часть некую таковых книг преписати. И тако, за два лета и мало более прежде исшествия нашего из святые горы, краснописец он начен преписовати, елико Бог подаде ему руку, часть некую многожелаемых мне преписа книг, яже всерадостне, аки дар Божий, с Небесе посланный нам, восприемше, изыдохом от святые горы Афонские, удобнейшего ради в необходимых нуждах в здешних странах собору нашему окормления. Вселившимся же нам во святой обители Драгомирнстей начах всеприлежне о том полышляти и пещися, каковым бы образом возмогл аз исправление книг отеческих словенских, или и вновь превод с эллинногреческих, начати производити, и обретох великое и неизреченное к сему делу неудобство, некоторых ради благословных вин. Первая, яко преводителю книг должно есть быти совершенно учену, и не точию во всем грамматическом учении и правописании и всесовершенном ведении свойств обоих языков быти совершенну, но еще и самых высоких учений, пиитики, глаголю, и риторики, и философии, еще же и самые Богословии не перстом коснувшуся. Аз же, аще в юности моей лета четыре и пребывах в Киевских училищах, но точию грамматическому учению латинского языка отчасти научился бех, желанию иночества не попустившу высших коснутися учений. Но и того малого учения чрез толико многая лета едва не во всесовершенное пришед забвение: бояхся убо и трепетах, дело сие толико великое начати. Вторая, неискусство мое во орфографии, сиречь в правописании. Неискусен же кто сый в правописании и дерзаяй писати святые книги, той, по моему мнению, сердцем убо верует в правду, усты же исповедует во спасение, рукою же неискусства ради своего хулить, в вечное себе осуждение, аще произношением устным хулы своея и не познавает. Сего и аз, неискусен еще тогда в правописании сый, бояся, ужасахся дело сие начинати. Третия, яко к сему делу не имех лексиконов, кроме единого Варина, но и той в келлии брата Макария, превода ради книг на молдавский язык, мало не всегда обреташеся. Превод же книг без лексиконов таков есть, яково есть и дело художниково без орудий. Четвертая, яко едва часть некую, да и то малейшую, словес эллинногреческого языка ведях, всего же языка мало не во всесовершенном неведении обретахся. Пятая, яко язык сей эллинногреческий вся языки всея вселенные премудростию, красотою, глубиною и преизо