удивлением, откуду таковая тамо книга паче чаяния моего в святыни его обретеся. Он сказа мне, яко еще и другая книга сего же святого обретается, имущая двадесять и четыре слова по алфавиту. Вопрошающу же мне его, суть ли в вас и прочия таковые книги, отвеща, яко обретаются сия: святого Антония Великого, святого Григория Синаита, но не вся, святого Филофея, святого Исихия, святого Диадоха, святого Фалассия, святого Симеона Нового Богослова слово о молитве, святого Никифора монаха слово о молитве, книга святого Исаии, и прочия таковые книги, святого же Никиты Стифата точию двадесять и две главы, а целая в нас, рече, не обретается, разве точию в вивлиофиках великих монастырей. Вопросившу же ми его, почто аз, толико многое время с болезнию сердца таковых книг иский, не обретох, и прилежно многих честных лиц вопрошая, и слышати о них не сподобихся; отвеща мне, яко сия есть, рече, по мнению моему вина, яко книги сия самым чистым эллинногреческим языком суть написаны, его же ныне кроме ученых лиц едва кто от греков мало что разумеет, многшии же и отнюдь не разумеютъ; того ради и книги таковые мало не во всесовершенное приидоша забвение, и сего ради не сподобился еси, о таковых книгах вопрошая, ни поне слышати о них. Пребывающие же в ските сем иноцы, еще в стране своей в Кесарии Каппадокийской пребывающе, довольно о таковых книгах слышали, и пришедше во святую Гору и многим трудом и временем, и немалым иждивением от рукоделия своего приобреташе и платяще учительным лицам, научишася не точию простого, но и самого эллинногреческого языка, и Божиею помощию в некоторых обителях обретше книги таковые, преписуют, чтут, пользуются, и на делание по учению онех, по силе своей, понуждаются. Сие слышав аз, и зело возрадовався радостью неизреченною о обретении такового на земли небесного сокровища, начах его прилежно молити, да любве ради Божия препишет и мне таковые книги, обещаваяся ему, якову ни восхощет цену за труд его дати. Он же, имея много писания, отречеся, и поведе мя ко другому краснописцу, в томжде ските пребывающему, его же такожде с великим усердием о преписании книг отеческих молих, обещавая ему за труд тройну цену дати: он же любве ради Божия, видя немалое мое о стяжании таковых книг желание, тройные цены не восхотев, но за обычную обещася мне, аще и сам много писания имеяше, колико возможет, и руку ему подаст Бог, часть некую таковых книг преписати. И тако, за два лета и мало более прежде исшествия нашего из святые горы, краснописец он начен преписовати, елико Бог подаде ему руку, часть некую многожелаемых мне преписа книг, яже всерадостне, аки дар Божий, с Небесе посланный нам, восприемше, изыдохом от святые горы Афонские, удобнейшего ради в необходимых нуждах в здешних странах собору нашему окормления. Вселившимся же нам во святой обители Драгомирнстей начах всеприлежне о том полышляти и пещися, каковым бы образом возмогл аз исправление книг отеческих словенских, или и вновь превод с эллинногреческих, начати производити, и обретох великое и неизреченное к сему делу неудобство, некоторых ради благословных вин. Первая, яко преводителю книг должно есть быти совершенно учену, и не точию во всем грамматическом учении и правописании и всесовершенном ведении свойств обоих языков быти совершенну, но еще и самых высоких учений, пиитики, глаголю, и риторики, и философии, еще же и самые Богословии не перстом коснувшуся. Аз же, аще в юности моей лета четыре и пребывах в Киевских училищах, но точию грамматическому учению латинского языка отчасти научился бех, желанию иночества не попустившу высших коснутися учений. Но и того малого учения чрез толико многая лета едва не во всесовершенное пришед забвение: бояхся убо и трепетах, дело сие толико великое начати. Вторая, неискусство мое во орфографии, сиречь в правописании. Неискусен же кто сый в правописании и дерзаяй писати святые книги, той, по моему мнению, сердцем убо верует в правду, усты же исповедует во спасение, рукою же неискусства ради своего хулить, в вечное себе осуждение, аще произношением устным хулы своея и не познавает. Сего и аз, неискусен еще тогда в правописании сый, бояся, ужасахся дело сие начинати. Третия, яко к сему делу не имех лексиконов, кроме единого Варина, но и той в келлии брата Макария, превода ради книг на молдавский язык, мало не всегда обреташеся. Превод же книг без лексиконов таков есть, яково есть и дело художниково без орудий. Четвертая, яко едва часть некую, да и то малейшую, словес эллинногреческого языка ведях, всего же языка мало не во всесовершенном неведении обретахся. Пятая, яко язык сей эллинногреческий вся языки всея вселенные премудростию, красотою, глубиною и преизобилием и богатством неисповедимых речений несравненно превосходящий, его же глубины и самии природнии Грецы, совершенно учении, едва отчасти могут достизати, в немалый страх мя влагаше, како дерзну аз с такового премудрейшего языка дело мое во исправлении или в преводе книг начинати. Шестая, яко и самого нашего преславного словенского языка, иже, якоже ми мнится, многия языки красотою своею и глубиною и преизобилием речений, паче же всего преближайшим к эллинногреческому языку уподоблением несравненно превосходит, едва часть некую речений зная, но несравненно большей части не ведая, бояхся дело сие начинати. Сия предреченные вины и многшые сих, еще же от безчисленных духовных и телесных, о внутренних обительных и о внешних делах попечений неупразднение мое помышляя, едва не отчаяхся дело сие, аки пренеудобнейшее, начинати. Видя же глад слова Божия в соборе нашем, имже души братния с моею бедною душею в конец истаяваху, на Господа, слепцы умудряющего, всю мою возложих надежду, и молитвами святых братий дерзнух сие дело, отнюдь меру мою превосходящее, сицевым намерением и разумом и сицевым образом начати.