А что по вторжении греха и безсловесные отреклись признавать над собою владычество человека, прежде же подчинялись ему и признавали свое рабство, о сем свидетельствует родоначальник Адам, давший всем им наименования, не боявшийся, не убегавший их и не терпевший от них никакого вреда. Свидетельствует о сем и второй родоначальник людей, искра всего рода, блаженный Ной, который в ковчеге был пастырем не кротких только, но и самых свирепых животных, и в продолжение целого года тех и других пас вместе и заставлял плотоядных питаться травою: свидетельствует и число животных чистых, сохранившееся в ковчеге целым и неприкосновенным. Свидетельствует также и великий Даниил, отданный в пищу львам, но поразивший их молниею добродетели и крайне устрашивший чертами Божия образа. Поелику они видели, что в образе весьма ясным сохранилось подобие Первообразу, то признали свое рабство, отложили зверство и как бы предположили, что видят того Адама, который до греха дал им имена. Так, когда блаженный Павел, чтобы поддержать огонь в костре, принес связку дров и с помощью огня умерил холод воздуха, скрывавшаяся в дровах ехидна бежала от огня, как от пагубного для нее, коснулась же руки Апостоловой, как бы отмщая за то, что могла она потерпеть в огне. Но нашедши не слабость и уступчивость греха, а твердое и несокрушимое оружие добродетели, отскочила немедленно, подобно какой–либо стреле, пущенной в твердое тело и обращающейся назад, к пустившему ее, удалилась же под горящий костер, как бы подвергая себя наказанию за дерзость, что поступила гневно с рукою своего владыки.
Поэтому роды зверей подобны бичам, жезлам и наказаниям пестуна: для тех, которые достигли уже совершенства и вышли из детского возраста, они крайне не страшны, а для младенцев по образу мыслей весьма необходимы и полезны. И как, по словам божественного Апостола, праведнику закон не лежит, но беззаконным и непокорным, нечестивым же и грешником, неправедным и скверным (1 Тим.1:9), отцеубийцам и подобным сему, так и звери служат для людей как бы некоторым наказанием, ужасая и устрашая удобопреклонных ко греху, а питомцами добродетели пренебрегаются, подобно чему–то детскому.
Посему, и в этом находя Божию попечительность и дознав всяческое Божие промышление, перестань, друг, клеветать и воздай Благодетелю песнопениями. Ибо не явная ли несообразность — хвалить учителя грамматики, который при времени наказывает детей жезлом, изгоняет леность бичом, влагает твердое памятование букв, также свидетельствовать благодарность врачу не только когда предлагает больному пищу и питие, но и когда режет, прижигает, ведет борьбу с болезнию, не дает ей идти вперед, — хулить же Бога, Который с высшею премудростию и великою попечительностию промышляет о душах и подаянием благ и страхом наказаний обучает начаткам добродетели, с корнем исторгает болезнь порока и приводит душу в полное здравие. Посему удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати льсти. Уклонися от зла и сотвори благо (Пс.33:14–15). Примечай попечение о тебе и воспой Промыслителя, чтобы, видя тебя благопризнательным за милости, и ныне осыпал тебя благодеяниями и сподобил обетованных благ, которые да улучим и мы о Христе Иисусе Господе нашем. Ему слава во веки веков! Аминь.
Слово 6. О том, что богатство и бедность полезны для этой жизни
Неоднократно с Пророком говорил уже я беззаконнующим, не беззаконнуйте: и согрешающым, не возносите рога, не воздвизайте на высоту рога вашего и не глаголите на Бога неправду (Пс.74:5–6), утверждая, будто бы созданную Им тварь оставил Он без управления. Но крайне непризнательных не убеждают ни небеса, по слову Пророка, поведающие славу Божию (Пс.18:1), ни солнце, яко жених, исходящее от чертога своего (18:6) и до краев вселенной достигающее и светом, и теплотою, ни луна изменяющаяся, устрояющая меры времени, ни звезды восходящие и заходящие, указующие путь мореплавателям, возбуждающие земледельцев к жатве и посеву, ни преемство годовых времен, ни повороты солнца, ни благовременные и соразмерные порождения облаков, ни согласие суши и моря, ни потоки рек, ни излияния источников, ни обилие плодов, ни разнообразие и польза животных, ни устройство тела, приличное существу разумному, ни безсмертие души и мудрость, управляющая телом, ни множество всякого рода искусств, доставляющих не только, что необходимо, но даже что и сверх потребности, — ни все прочее, что Великодаровитый ежедневно дарует естеству человеческому.
Но и всем этим пользуясь, предаются они неистовству и безумствуют, великое о всем попечение называют нерадением, выставляют нам на средину богатство и бедность, жалуются на недостаток однообразия в жизни.
Посему, в помощники слова прияв Того, Кто премудро правит ладьею вселенной, противостанем сим нападениям, решим возражение и покажем, что сплетаемая ими жалоба — то же, что и ткань паука.
Говорят: почему люди самые порочные богатеют, отовсюду текут к ним тысячи благ, попутным водясь ветром, проходят они жизненный путь и в напутствие неправды приемлют потоки богатства, потому что изобилие питает в них пламень любостяжательности, и порок, прияв в содейственники богатство, воспламеняет величайший пожар, и к хотению присоединяемая сила делает зло невыносимым.
А рачители добродетели живут в бедности, подавлены бедствиями, терпят недостаток в самом необходимом, изнурены, не омыты, поникли взором в землю, поруганы, осмеяны, терпят тысячи всяких скорбей?
Посему прежде всего спросим их: в чем поставляют они верх благополучия. И если скажут: в богатстве, немедленно изобличим их ложь. Ибо как быть зиждителем благополучия тому, что, по словам их, служит содейственником неправды? Если живущие порочно по причине богатства поднимают вверх брови, надмеваются, носясь на конях и колесницах, в волнение приводят торжище, столько презирая других, сколько сами достойны презрения, причиняют обиды, преданы любостяжательности, присвояют себе чужое, желают им не принадлежащего, отнимают собственность у ближнего, наслаждаются чужими благами, наживаются несчастиями бедных — и все это делают, пользуясь содействием силы богатства, то будет ли богатство верхом благополучия, основою счастия? Если же превосходнейшим из благ назовут добродетель и скажут, что пламенный любитель добродетели и рачительный ее делатель находится на самой вершине благ, то для чего же обращают взор на богатство и обогащающихся называют достойными соревнования? Обилие денег и преизбыточество преспеяний в добродетели прямо между собою противоположны.
Прияв же в помощники свет истины и произведя общее изыскание, исследуем, сколько видов добродетели и как удобно для человека приобретение оных. К добродетели причисляем, конечно, благоразумие, целомудрие, мужество, справедливость и все части любомудрия, от них происходящие и в них заключающиеся. Посему исследуем, что означает каждое из сказанных именований, каковы его смысл или истолкование, или сила. Благоразумие, конечно, есть бодрствование разумной в нас силы, как безумие и неразумие, без сомнения, есть опьянение этой силы, производимое страстями, и оно, подобно некоему облаку, находит, сгущается, омрачает и не дозволяет разуму усматривать, что должно; почему здравое состояние разумной силы именуется благоразумием. Но и целомудрием называем также свободу от страстей. Когда разумная сила приобрела здравый и правильный образ мыслей, тогда страсти ослабевают, опадают, рассеиваются, воспламенение их прекращается, и браздодержец — ум — несется чинно на конях. Почему благочиние страстей и здравие браздодержца именуем целомудрием. Мужеством же называем справедливое движение раздражительной силы, равно как дерзостию — движение несправедливое и безпорядочное. И справедливостию называем правдивое владычество души и соразмерность подвластных ей страстей; потому что приведение в стройность сил вожделевательной и раздражительной с силою разумною и их взаимное срастворение способствует нам к приобретению справедливости.
Итак, поелику дознали мы, сколько частей добродетели и каковы знание и силы каждой, то рассмотрим еще, как желающему можно преуспевать в них: употребив ли содейственником богатство или в помощь к приобретению приняв бедность? Но богатство при множестве мятежей, при заботах всякого рода, при тысячах разных треволнений служит наветником, а не помощником добродетели. Ибо как преуспевать в целомудрии тому, кто непрестанно служит чреву, предан пиршествам, готовит угощения, озабочен устроением лож и столов, у кого не выходят из ума хлебники, повара, пирожники, благовоние вин, стаканы, чаши, всякого рода сосуды и разные припасы. Кто с жадностью пьет нерастворенное вино, сверх меры обременяет чрево, угашает в себе последнюю искру разумной силы, дает всегда новую пищу пламени страстей, как можно более разжигает в себе непотребное сластолюбие, до высшей степени возбуждает свою раздражительность на прислуживающих, — властителя страстей делает рабом их, владыку обращает в служителя чреву, приявшего от Творца право господства над жизнию низводит в невольники вожделения, князя отдает в плен подданным, делает, что браздодержца кони влекут по земле, что кормчий не держится уже за кормило, не правит всею ладьею, но предает ее треволнениям страстей, заливающим и затопляющим ладью? Такой человек, конечно, не только лишен благоразумия, но даже предан всякому непотребству; не только не имеет мужества, но стал уже невольником враждебных страстей. О справедливости же должно ли и говорить что, когда сами противники согласны в том, что желающий большего и большего стяжания не хочет и знать различия между правдою и неправдою, а напротив того, у таковых все безпорядочно, неопределенно безразлично?