<Октябрь-ноябрь 1921>
158. "В тот год, когда девушки…"
В тот год, когда девушкиВпервые прозвали меня старикомИ говорили мне: «Дедушка», — вслух презираяОскорбленного за тело, отнюдь не стыдливоПоданное, но не съеденное блюдо,Руками длинных ночей,В лечилицах здоровья, —В это<м> я ручье НарзанаОблил тело свое,Возмужал и окрепИ собрал себя воедино.Жилы появились на рук<ах>,Стала шире грудь,Борода шелковистаяШею закрывала.
7 ноября 1921
159. "Сегодня Машук, как борзая…"
Сегодня Машук, как борзая,Весь белый, лишь в огненных пятнах берез.И птица, на нем замерзая,За летом летит в Пятигорск.
Летит через огненный поезд,Забыв про безмолвие гор,Где осень, сгибая свой пояс,Колосья собрала в подол.
И что же? Обратно летит без ума,Хоть крылья у бедной озябли.Их души жестоки, как грабли,На сердце же вечно зима.
Их жизнь жестока, как выстрел.Счет денег их мысли убыстрил.Чтоб слушать напев торгашей,Приделана пара ушей.
9 ноября 1921, начало 1922
160. "Перед закатом в Кисловодск…"
К. А. Виноградовой*
Перед закатом в КисловодскЯ помню лик, суровый и угрюмый,Запрятан в воротник:То Лобачевский — ты,Суровый Числоводск.Для нас священно это имя.«Мир с непоперечными кривыми»Во дни «давно» и веселСел в первые ряды креселДумы моей,Чей занавес уж поднят.И я желал сегодня,А может и вчера,В знаменах Невского,Под кровлею орлиного пера,Увидеть имя Лобачевского.Он будет с свободой на «ты»!И вот к колодцу доброты,О, внучка Лобачевского,Вы с ведрами идете,Меня встречая.А я, одет умом в простое,Лакаю собачонкой*В серебряном бочонкеВино золотое.
10 ноября 1921
161. "Русь зеленая в месяце Ай!.."
Русь зеленая в месяце Ай*!Эй, горю-горю, пень!Хочу девку — исповедь пня.Он зеленый вблизи мухоморов.Хоти девок — толкала весна.Девы жмурятся робко,Запрятав белой косынкой глаза.Айные радости делая,Как ветер проносятсяЖених и невеста, вся белая.Лови и хватай!Лови и зови огонь горихвостки*.Туши поцелуем глаза голубые,Шарапай*!И, простодушный, медвежьею лапойЛапай и цапайДевичью тень.Ты гори, пень!Эй, гори, пень!Не зевай!В месяце АйХохота пайДан тебе, мяса бревну.Ну?К девам и жёнкамКатись медвежонкомИли на панской свирелиСвисти и играй. Ну!Ты собираешь в лукошко грибыВ месяц Ау*.Он голодай*, падает май.Ветер сосною люлюкает*,Кто-то поет и аукает,Веткой стоокою стукает.И ляпуна* не пойматьБесу с разбойничьей рожей.Сосновая матьКушает синих стрекоз.Кинь ляпуна, он негожий.Ты, по-разбойничьи вскинувши косы,Ведьмой сигаешь через костер,Крикнув: «Струбай*!»Всюду тепло. Ночь голуба.Девушек толпы темны и босы,Темное тело, серые косы.Веет любовью. В лес по грибы.Здесь сыроежка и рыжий рыжикС малиновой кровью,Желтый груздь, мохнатый и круглый,И ты, печерица,Как снег скромно-белая.И белый, крепыш с толстой головкой.Ты гнешь пояса,Когда сенозарник*,В темный грозник*.Он — месяц страдник*,Алой змеею возникИз черной дороги Батыя.Колос целуетРуки святыеПолночи богу.В серпня* неделю машешь серпом,Гонишь густые колосья,Тучные гривы коней золотых,Потом одетая, пьешьИз кувшинов холодную воду.И в осенины* смотришь на небо,На ясное бабие лето,На блеск паутины.А вечером жужжит веретено.Девы с воплем притворнымХоронят бога мух*,Запекши с малиной в пирог.В месяц реун* слушаешь сов,Урожая знахарок.Смотришь на зарево.После зазимье, свадебник* месяц,В медвежьем тулупе едет невеста,Свадьбы справляешь,Глухарями украсивТройки дугу.Голые рощи. Сосна одинокоТемнеет. Ворон на ней.После пойдут уже братчины*.Брага и хмель на столе.Бороды политы серыми каплями,Черны меды на столе.За ними зимник* —Умник в тулупе.
Осень 1921
162. "Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые…"
Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые,Проносят медь, железо, олово;Огня — ночного властелина — вой:Клещи до пламени малиновые;В котлах чугунных кипятокСлюною кровавою клокочет;Он дерево нечаянно зажег,Оно шипит и вспыхнуть хочет!Ухват руду хватает мнями*И мчится, увлекаемый ремнями.И, неуклюжей сельской панны,Громадной тушей великанаРуда уселась с края чана,Чугун глотая из стакана!Где печка с сумраком боролась,Я слышал голос — ржаной, как колос:«Ты не куй меня, мати,К каменной палате!Ты прикуй меня, мати,К девич<ь>ей кровати!»Он пел по-сельскому у горна,Где все — рубаха даже — черно.Зловещий молот пел набат,Руда снует вперед-назад!Всегда горбата, в черной гриве,Плеснув огнем, чтоб быть красивой.
Осень 1921
163. "Вши тупо молилися мне…"
Вши тупо молилися мне,Каждое утро ползли по одежде,Каждое утро я казнил их —Слушай трески, —Но они появлялись вновь спокойным прибоем.Мой белый божественный мозгЯ отдал, Россия, тебе:Будь мною, будь Хлебниковым.Сваи вбивал в ум народа и оси,Сделал я свайную хату«Мы — будетляне».Все это делал, как нищий,Как вор, всюду проклятый людьми.
<Осень 1921>
164. "Цыгане звезд…"
Цыгане звездРаскинули свой стан,Где белых башен стадо.Они упали в Дагестан,И принял горный ДагестанЖелезно-белых башен табор,Остроконечные шатры.И духи древнего огняХлопочут хлопотливо,Точно слуги.
<Осень 1921>
165. Москва будущего
В когтях трескучих плоскостей*,Смирней, чем мышь в когтях совы,Летали горницыВ пустые остовы и соты,Для меда человека бортень, —Оставленные сотыПокинутого ульяСуровых житежей*.Вчера еще над Миссисипи,Еще в пыли Янтцекиянга*Висела кельяИ парила, а взором лени падалаК дворцу веселья и безделья,Дворцу священного безделья.И, весь изглоданный полетами,Стоял осенний листШирокого, высокого дворцаПод пенье улетавших хат.Лист города, изглоданныйЧервем полета,Лист осени гнилойСквозит прозрачным костякомИстлевшей и сопревшей сердцевины.Пусть клетчатка жилая улетела —Прозрачные узоры сухожильяИ остова сухой чертежХранились осенью листа.Костлявой ладонью узорного листаДворец для лени подымалСтеклянный парус полотна.Он подымался над Окой*,Темнея полыми пазами,Решеткой пустою мест,Решеткою глубоких скважинКрылатого села,Как множество стульевУшедшей толпы:«Здесь заседание светлицИ съезд стеклянных хат».