А с этим ссорится законИ пятит свой суровый глаз в бока!Начертана событий азбука:Живые люди вместо белого листа.Ночлег поцелуев, ресница,Вместо широкого поля страницыДля подписи дикой.Давайте из знакомыхУстраивать зверинцыЗадумчивых божеств,Чтобы решеткою — дела!Рассыпав на соломах,Заснувшие в истомах,С стеклянным волосом тела.Где «да» и «нет» играло в дурачки,Где тупость спряталась в очки,Чтоб в наших дней задумчивой рогожеСидели закутанные некто —Для неба негожи,На небо немного похожи,И граждане речиСтали граждане жизни.Не в этом ли, о песнь, бег твой?Как та дуброва оживлена,Сама собой удивлена,Сама собой восхищена,Когда в ней плещется русалка!И в тусклом звездном ситце,Усталая носиться, —Так оживляет храмы галка!Бывало, я, угрюмый и злорадный,Плескал, подкравшись, в корнях ольхи,На книгу тела имя Ольги.Речной волны писал глаголы я.Она смеялась, неповадныЕй лица сумрачной тоски,И мыла в волнах тело голое.Но лишь придет да-единица,Исчезнет надпись меловой доскиИ, как чума, след мокрой губкиУносит все — мое хочу на душегубке,И ропот быстрых водВ поспешных волнах проворных строк,Неясной мудрости урок, —Ведь не затем ли,Чтобы погоду и солнечный день обожествитьВ книге полдня, сейчасЛасточка пела «цивить!»?В избе бревенчатой событийПорой прорублено окно —Стеклянных делЗадумчивое но.Бревенчатому срубу,Прозрачнее окна,Его прозрачные глазаНа тайный ход событийПозволят посмотреть.Когда сошлись Глаголь и РцыИ мир качался на глаголеПовешенной Перовской,Тугими петлями войны,Как маятник вороньих стай —Однообразная верста:Столетий падали дворцы,Одни осталися Асеевы,Вы Эр, покинули Расею вы,И из России Эр ушло,Как из набора лишний слог,Как бурей вырвано весло…И эта скобок тетива,Раскрытою задачей,От вывесок пив и пивца*Звала в ВладивостокОчей Очимира певца*.Охотники, удачи!*Друзья, исчислите,Какое Мыслете,Обещанное Эм,Размолов, как жернов, время,В муку для хлеба,Его буханку принесут?Мешочником упорным?Но рушатся первые цепиИ люди сразились и крепиСурового Како!Как? Как? Как?Так много их:Ка… Ка… Ка…Идут, как новое двуногое,Колчак, Корнилов и Каледин.Берет могильный заступ беден,Ему могилу быстро роет:«Нас двое, смерть придет, утроит*».Шагает Ка,Из бревен наскороСколоченное,То пушечной челюстью ляская,Волком в осаде,Ступает широкой ногою слонаНа скирды людей обмолоченные,Свайной походкой по-своемуШагает, шугая, шатается.От живой шелухиПоле было ступою.Друзья моей дружины!Вы любите белым медведямБросать комок тугой пружины.Дрот, растаявши в желудке,Упругой стрелой,Как старый клич «долой»,Проткнет его живот.И «вззы» кричать победе,Охотником по следуСегодня медведей, а завтра ярых людведей.Людведи или хуже медведей?Охоты нашей недостойны?И свиста меткого кремневых стрел?(Людведей и Синголов войны.)С людведем на снегу барахтаясь,Обычной жизни страх, таись!Вперед! Вперед! Ватага!Вперед! Вперед! Синголы!Маячит час итога!Порока и святогоГодина всталаУжасной незнакомкою,Задачу с уравненьем комкая,Чего не следует понять иначе.Ошибок страшный лист у ней,Ошибок полный лист у ней,В нем только грубые ошибкиИ ни одной улыбки.Те строки не вели к концуЖеланной истины:Знак равенства в знакомом уравненьиПропущен здесь, поставлен там.И дулом самоубийцы железная задачаВдруг повернулася к виску,Но Красной ПоляныБыл забытым лоскут?И черепа костью жеманноюГодина мотала навстречу желанному.Случалось вам лежать в печиДровамиДля непришедших поколений?Случалось так, чтоб ушлые* и непришедшие векаБыли листом для червяка?Видали вы орлят,Которым черви съелиИх жилы в крыльях, их белый снежный пух?Их неуклюжие прыжки взамен полета?Самые страшные вещи! Остальное — лопух!Телят у горла месяц вещий?Но не пришло к концуЖеланной истины в старинномсмысле уравненье,Поклонникам «ура» быть не может не к лицу.Прошел гостей суровый цуг,Друзей могилы.Сколько их? Восьмеро?Карогого* солнца лучиПлывут в своей железной вере.Против теченья страшный ход.Вы очарованы в железный круг —Метать чугунную икру.Ход до смерти — суровый нерестУпорных смерти женихов,Войны упорных осетров,Прибою поперек ветров,То впереди толпы пехот —Колчак, Корнилов и Каледин.В волнах чугунного Амура,Осоками столетий шевеля,Вас вывел к выстрелам обеден,Столетьям улыбаясь, Дуров*.Когда блистали шашки, неловки и ловки,Богов суровых руки играли тихо в шашки,Играли в поддавки.Шатаясь бревнами из звука,Шагала азбука войны.На них, бывало, яСидел беспечным воробьемИ песни прежние чирикал,Хоть смерти маятники тикали.Вы гости сумрачных могил,Вы говор струн на Ка,Какому голоду оков,Какому высушенному озеруБыли в неудачной игре козыри?Зачем вы цугом шли в могилу?Как крышка кипятка,Как строгий пулемет,Стучала вслед гробов доска,Где птицей мозг летел на туловище слепой свободы.Прошли в стране,Как некогда Ругил*,Вы гости сумрачных могил!И ровный мерный стук — удары в пальцы кукол.То смерть кукушкою кукукала,Перо рябое обнаружив,За сосны спрятавшись событий,В именах сумрачных вождей.Кук! Ку-кук!Об этом прежде знал Гнедов.*Пророча сколько жить годов,Пророча сколько лет осталось.Кукушка азбуки, в хвое имен закрыта,Она печально куковала,Душе имен доступна жалость.Поры младенческой судьбы народов куколМы в их телах не замечали.Могилы край доскою стукал.А иногда, сменяя Ка, насмешливо лилося «Люли»*Через окопы и за пули.Там жили кололовы,Теперь оковоловы.Коса войны, чумы, меча лиКосила колос сел,И все же мы не замечалиДругие синие оковы,Такие радостные всем.Вы из земли хотели Ка,Из грязи, из песка и глины,Скрепить устои и законы,Чтоб снова жили властелины.А эта синяя доска,А эти синие оковыГрозили карою тому,Кто не прочтет их звездных рун.Она небесная глаголица,Она судебников письмо,Она законов синих свод,И сладко думается и сладко волитсяТому, их клинопись прочесть кто смог.Холмы, равнины, степи!Вам нужны голубые цепи?Вам нужны синие оковы?Оне — в небесной вышине!Умей читать их клинописьВ высоких небесах,Пророк, бродяга, свинопас!Калмык, татарин и русак!Все это очень, очень скучно,Все это глухо и не звучно.Но здесь других столетий трубка,И государств несется дым.И первая конная рубкаЮных (гм! гм!) с седым.Какая-то колода, быть может человечества,Искала Ка, боялась Гэ!И кол, вонзенный в голь,Грозил побегам первых воль,Немилых кололобым.Но он висел, небесный кол,Его никто не увидал,И каждый отдавался злобам.А между тем миры вращалисьКругом возвышенного Ка,И эта звездная доска —Синий злодей —Гласила с отвагою светской:Мы в детскойРода людей.Я кое-как проковыляюПору пустынную,Пока не соберутся люди и светилаВ общую гостиную.О, Синяя! В небе, на котором*Три в семнадцатой степени звезд,Где-то я был там полезным болтом.Ваши семнадцать лет, какою звездочкой сверкали?Воздушные висели трусики,Весной земные хуже лица.Огонь зеленый — ползет жужелица,Зеленые поднявши усики,Зеленой смертью старых кружевСквозняк к могилам обнаружив,В зеленой зелени кротыХоды точили сквозь листы.«Проворнее, кацап!Отверженный, лови».Кап, кап, кап!Падали вишни в кувшин,Алые слезы садов.Глаза, как два скворца в скворешнице,На ветке деревянной верещали.Она в одежде белой грешницы,Скрывая тело окаянное,Стоит в рубашке покаянной.Она стоит, живая мученица,Где только ползала гусеница,Веревкой грубой опоясавКак снег холодную сорочку,Где ветки молят солнечного Спаса, —Его прекрасные глаза, —Чернил зимы не ставить точку.Суровой нищенки покров.А ласточка крикнет «цивить!»И мчится и мчится веселью учиться!Стояла надписью Саяна*В хребтах воздушной синевы,Лилось из кос начало пьяное —Земной, веселый, грешный хмель.Над нею луч порой сверкал,И свет божественный сиял,И то-то крылья отрубал.Сегодня в рот вспорхнет вареник,В веселый рот людей — и вотВишневых полно блюдо денег,Мушиный радуется сход,Отметив скачкой час свобод.Белее снега и мила,Она воздушней слова «панны»,Она милей, белей сметаны.Блестя червонцами менял,Летали косы, как ужи,Среди взволнованных озер,Где воздух дик и пышен.«Раб! Иди и доложи,Что госпожа набрала вишен.И позови сюда ковер».Какой чахотки сельской грезыПрошли сквозь очи, как стрела,Когда, соседкою ствола,Рукою темною рвалаС воздушных глаз малиновые слезы?Я верю: разум мировой*Земного много шире мозгаИ через невод человека и камнейЕдиною течет рекой,Единою проходит Волгой.И самые хитрые мысли ученых голов:Граждане мысли полов и столов,Их разум оболган.Быть может, то был общий заговорИ дерева и тела.Отвага глаза, ватага вер*И рядом — вишневая розга,Терновник для образа несшая смело.Но честно я отмечу — была ты хороша.Быть может, в эти полчасаВо мне и ей вселенская душаИскала, отдыхая, шалаша,И возле ног могучих, босых,Устало свой склонила посох,Искала отдыха, у темениРучей бежал земного времени.В наборе вишен и листвы,В полях воздушной синевы,Где ветер сбросил пояса,Глаза дрожали — черная роса.Зеленый плеск и переплеск —И в синий блеск весь мир исчез.