Расстройство и оскудение клира в африканской Церкви побуждало св. епископа заботиться о замещении праздных вакансий достойными и надежными лицами. В конце 250 года, он в уединении своем посвятил в чтецы двух знаменитых исповедников, Аврелия в Целерина, приказав выдавать им из церковных доходов части, равные пресвитерским. Тогда же причислил к карфагенскому клиру пресвитера другой Церкви, Нумидика, прославившегося также особенными подвигами во время гонения, предназначая его, впрочем, к высшей степени священства, т. е. к епископству в той Церкви, где служил он прежде[73]. Но вполне заняться этим делом св. Киприан мог, конечно, не прежде, как по возвращении своем в Карфаген. До того же времени, ему нужно было собрать сведения о поведении различных лиц во время гонения, чтобы правильно судить, кто из мирян способен и достоин поступить в служители Церкви. С этою, между прочим, целию он избрал, в начале 251 года, четырех наместников, именно: епископов соседственных епархий Калдония и Геркулана, известного исповедника-пресвитера Рогациана и вышеупомянутого Нумидика, и поручил им разведывать лета, состояние и поведение и особенности тех, которые нуждались в помощи и от них должны были получать вспомоществование.
Казалось, наступало время возвратиться и самому епископу из удаления, потому что гонение почти совсем утихло. Но явились новые, неожиданные препятствия его возвращению. Если большей части карфагенских христиан желалось, как светлого праздника, появления между ними архипастыря своего, то некоторые из них имели причины желать совершенно противного, потому что боялись справедливого суда его за свои пороки и преступления. Таким оказался на первый раз один из мирян, по имени Фелициссим, человек богатый, но вместе крайне порочный. К нему тотчас же присоединился известный Новат, который с возвращением епископа должен был ожидать извержения из своего сана, а потом пристали и другие четыре пресвитера – давние враги св. Киприана, опасавшиеся также суда над собою. Может быть, они-то и расположили Фелициссима к ненависти против епископа, по крайней мере, они побудили его открыто восстать против него. Сначала Фелициссим вооружался против наместников за раздачу ими денег в большем количестве чем бедным, которые лучше других вели себя во время гонения, а потом начал осуждать св. Киприана пред народом за излишнюю строгость его в наложении на падших покаяния, несоразмерного будто бы с их виною. Недавно притихшее зло опять поднялось – падшие снова стали отказываться от несения епитимии, многие явно перешли на сторону возмутителя, и он сделался предводителем целой толпы обманутых или злонравных нарушителей правил церковных.
Наместники, уведомляя св. Киприана о возмущении Фелициссима, указали на некоторых его сообщников, но о ближайшем участии в его возмущении пяти пресвитеров ничего не говорили, потому, без сомнения, что сами не знали об этом. Киприан предписал им отлучить от Церкви, как самого начальника раскола, так и всех упорных приверженцев его, выражая впрочем надежду, что многие из перешедших на сторону возмутителя, сами оставят его и возвратятся к Церкви. Подробнейшее расследование о деле он отлагал до своего возвращения, которое, по его желанию и предположению, должно было последовать до пасхи[74]. Но доселе скрывавшиеся враги его, наконец, прямо объявили себя его противниками и начали отклонять народ от епископа, давая общение падшими. Тогда Святитель, столько жаждавший свидания с паствою своею, увидел, что ему невозможно еще удовлетворить пламенному желанию своему, потому что с прибытием его в Карфаген могло усилиться смятение, Итак он решился праздновать пасху в своем уединении, а к народу написал трогательное письмо, в котором, изображая глубокую скорбь свою о том, что не может лично ни приветствовать чад своих, ни увещавать их по учению Господа и Его евангелия, заочно умоляет не поддаваться обману и держаться единой святой Церкви[75]. Вскоре за тем он писал к клиру и опять к народу о незаконном посвящении Фелициссима в диаконы пресвитером Новатом[76]. И эти были уже последние письма его из удаления.
74
Epist. XXXVIII, XXXIX. Последнее есть собственно не письмо, а обнародование отлучения главных раскольников от Церкви.