Говорю: непозволительно верным христианам, совершенно непозволительно ни присутствовать на зрелищах, ни быть вместе с теми, которых Греция, для увеселения слуха, посылает всюду, выучив их разным пустым искусствам. Вот один из них подражает грубому воинскому шуму трубы; другой, надувая флейту, извлекает из нее печальные звуки; а тот, с усилием захватив в легкие дыхание и состязаясь с хорами и звучным человеческим голосом, перебирает отверстия орга́на и, то сдерживая дыхание, то втягивая его внутрь и потом выпуская в воздух чрез известные щели инструмента, и затем прерывая звук на известном колене, – неблагодарный художнику, который дал ему язык, – усиливается говорить пальцами! А что сказать о комических бесполезных усилиях, – о великих неистовствах трагической речи, – о напряжении нервов во время крика? Хотя бы все это и не было посвящено идолам, – и тогда верные христиане не должны бы ни посещать этих зрелищ, ни смотреть на них: потому-что хотя бы во всем этом и не было прямого преступления, однако все же тут есть величайшая и вовсе неприличная верным пустота. Не явное ли безумие тех, которые людям праздным доставляют занятие – бить себя, и которых первая победа состоит в том, чтобы, выказать, несвойственную человеческому желудку, алчбу, как бы в изъявление почести увенчанному обжорству распутной Нундины[31]? Несчастное лицо подставляется под удары, чтобы только насытить, еще более несчастное чрево! Кроме сего – какая срамота в самых состязаниях? Мужчина лежит под мужчиной, бесстыдно обнявшись и сцепившись друг с другом. Высматривают, кто победит; но прежде всего побежден уже стыд. Вот один нагой скачет пред тобой, другой с напряженным усилием бросает вверх медный шар: не слава это, но безумие! Удали зрителя, – и ты представишь одну пустоту. Потому-то верующие, христиане, как несколько уже раз говорил я, должны убегать от этих столь пустых, пагубных и нечестивых зрелищ: надобно блюсти от них и зрение наше и слух. Мы скоро привыкаем к тому, что слышим и что видим. Ум человеческий сам по себе склонен к порокам; что же он сделает сам с собою, если будет иметь скользкие образцы телесной природы, которая охотно предается пороку, – что он сделает, если она будет еще поощрена к тому? Да, нужно удалять душу от всего этого.
Христианин, если только пожелает, имеет гораздо лучшие зрелища, – он имеет истинные и вполне полезные удовольствия, – если только признáет сам себя. Не стану упоминать о том, чего пока нельзя еще созерцать: но он имеет пред собой ту красоту мира, которую можно видеть и удивляться ей. Пусть он смотрит на восхождение и захождение солнца, которые попеременно возвращают дни и ночи; на круг луны, своим возрастанием и ущербом обозначающий течение времен; на сонмы сверкающих звезд, постоянно с высоты изливающих свет с необычайною удобоподвижностию; пусть преемственно созерцает отдельные части целого года и самые дни с ночами, распределенные по временам часов, – пусть созерцает уравновешенную толщу земли с ее горами, и беспрерывно текущие реки с их источниками, – обширные моря с их волнами и берегами, – постоянный, с величайшею соразмерностию распростертый повсюду воздух, все оживляющий своим благорастворением и, то изливающий дождь из сгущенных облаков, то, по разрежении облаков, снова возвращающий ясную погоду, – и во всех этих частях природы пусть созерцает обитателей, свойственных каждой части: в воздухе – птиц, в воде – рыб, и на земле – человека. Эти-то, говорю, и другие дела Божии должны составлять зрелище для верных христиан. Какой театр, состроенный человеческими руками может сравниться с этими делами? Пусть он будет построен из великих груд камней, – но гребни гор выше его; пусть потолки его сияют золотом, но блеск звезд совершенно их потемняет. Так, никогда не будет удивляться делам человеческим, кто признáет себя сыном Божиим!
Тот низвергает себя с высоты благородства своего, кто может удивляться чему-нибудь кроме Господа. Верный, говорю, христианин должен прилежать божественным писаниям: в них найдет он зрелища, достойные веры. Он увидит там Бога, творящего мир свой и, после сотворения всех животных, созидающего удивительным и самым лучшим образом человека. Увидит мир во грехах его и за тем праведное потопление всех: награды благочестивых и наказания нечестивых. Увидит моря, иссушенные для народа, и воды, проторгшиеся из камня, для того же народа. Увидит хлеб, сходящий с неба, а не из житниц, – увидит реки, после того как остановлено течение воды, дающие сухие переходы множеству народа. Он усмотрит в некоторых веру, побеждающую пламень огненный, – животных, укрощенных верою и соделанных ручными. Он будет созерцать и души, возвращенные из уз смерти; усмотрит даже, как чудесным образом возвращалась жизнь самым истлевшим телам; в заключение же всего увидит еще особенное зрелище, – того самого диавола, который торжествовал во всем мире, поверженным под ноги Христовы. Сколь благоприлично, братья, это зрелище! Как приятно и как необходимо созерцать всегда надежду свою и отверзать очи во спасение свое! Подобного зрелища не представит ни претор, ни консул; но только Один Тот, Который прежде всего, Который над всем и из Которого все, – Отец Господа нашего Иисуса Христа, Которому похвала и слава во веки веков. Желаю вам, братья, всегда быть в добром здоровье. Аминь.