2. Он называет (этот день) явлением, выражая, что хотя он еще невидим, но он есть, предстоит и теперь, а тогда явится. Потому нужно иметь терпение; для того вы и удостоились чудес, чтобы пребывать твердыми. "Который и утвердит вас до конца, неповинными" (ст.8). Здесь он, по-видимому, говорит в угождение им; по слова его чужды всякой лести. Он не оставлял и укорять их, как, например, когда говорит: "как я не иду к вам, то некоторые возгордились" (1Кор.4:18); и еще: "чего вы хотите? с жезлом придти к вам, или с любовью и духом кротости?" (ст.21). Также: "вы ищете доказательства на то, Христос ли говорит во мне" (2Кор.13:3)? И здесь он некоторым образом обличает их; слова: "утвердит", и: "неповинными" – выражают, что они еще не тверды и виновны. Заметь, как часто он указывает им на имя Христово; не упоминает ни о ком из людей, ни об апостоле, ни об учителе, а постоянно об этом вожделенном имени, желая воздвигнуть их от состояния как бы какого опьянения. В других посланиях нигде так часто не приводится имя Христово, а здесь в немногих стихах непрестанно, так что из него составлено почти все вступление. Посмотри с самого начала: "Павел, призванный апостол Иисуса Христа"; "освященным во Христе Иисусе с призывающими Имя Господа нашего Иисуса Христа"; "благодать вам и мир от Бога Отца и Господа Иисуса Христа". "Благодарю Бога моего ради благодати, данной вам во Христе Иисусе"; "ибо свидетельство Христово утвердилось в вас"; "ожидая явления Господа нашего Иисуса Христа"; "Который и утвердит вас до конца неповинными в день Господа нашего Иисуса Христа". "Верен Бог, Которым вы призваны в общение Сына Его Иисуса Христа, Господа нашего"; "умоляю вас, именем Господа нашего Иисуса Христа". Видишь ли, как часто употребляется имя Христово? Отсюда ясно даже для неразумных, что он не напрасно и не просто делает это, но частым употреблением этого высокого имени желает низложить их надменность и истребить злой их недуг. "Верен Бог, Которым вы призваны в общение Сына Его" (ст. 9). О, как много он сказал этим! Какое показал величие дара! Вы призваны в общение с Единородным п прилепляетесь к людям? Что хуже этого неразумия? И кем призваны? Отцом. Так как он, говоря о Сыне, часто употреблял выражения: чрез Него, в Нем, то, чтобы не подумали, будто (об Отце) он упоминает, как о меньшем, приписывает это Отцу. Не таким-то и таким-то, говорит, но Отцем вы призваны и Им обогащены. Опять: призваны, а не сами пришли. Что значит: "в общение Сына Его"? Послушай, как он говорит об этом яснее в другом месте:"если терпим, то с Ним и царствовать будем; если мы с Ним умерли, то с Ним и оживем" (2Тим.2:11-12). Вместе с тем, так как он сказал великую истину, присовокупляет в подтверждение неопровержимое доказательство: верен, говорит, Бог, т.е. истинен. Если он верен, то и сделает, что обещал; а обещал Он сделать нас общниками Единородного Сына; для этого Он и призвал: "ибо дары и призвание Божие непреложны" (Рим.11:29). Об этом он говорит теперь прежде всего, чтобы после сильных обличений они не впали в отчаяние. Обещанное Богом непременно исполнится, если только мы сами не будем сильно противиться, подобно иудеям, которые, будучп призываемы, не захотели принять благ.
Это зависело уже не от Призывающего, но от их неблагодарности: Он хотел даровать, а они не хотели принять, и таким образом лишили сами себя. Если бы Он призывал их к делу трудному и тяжкому, то хотя бы неповиновение нх и тогда не заслуживало прощения, но, по крайней мере, они могли бы сослаться на это; если же призываются к очищению, к оправданию, к освящению, к искуплению, к благодати, к дару, к уготованным благам, "которых не видел глаз, не слышало ухо" (1Кор.2:9), если призывает Бог и призывает Сам, то могут ли быть достойны прощения не обращающиеся кь Нему? Потому пусть никто не обвиняет Бога. Не от Призывающего происходит неверие, а от неповинующихся. Но скажешь: можно было бы привести и не желающих? Нет; Бог не желает насилия или принуждения. И кто, призывая к почестям, венцам, пиршествам и торжествам, станет влечь кого-нибудь против воли и связанного? Никто, потому что это свойственно насилующему. В геенну Он посылает против воли, а в царствие призывает добровольно; в огонь ведет связанных и плачущих, а к бесчисленным благам – не так: самые блага не были бы вожделенны, если бы они по свойству своему не были таковы, чтобы к ним стремились добровольно и по сознанию великого их достоинства.
3. Почему же, скажешь, не все стремятся к ним? По своей немощи. А почему Он не избавляет их от немощи? Но как, скажи мне, и каким способом следовало бы избавить? Не создал ли Он творений, которые возвещают о Его чсловеколюбии и силе? "Небеса", сказано, "проповедуют славу Божию" (Пс.18:2). Не посылал ли пророков? Не призывал ли и не награждал ли почестями? Не совершал ли чудес? Не дал ли закона писанного и естественного? Не послал ли Сына? Не послал ли апостолов? Не творил ли знамений? Не угрожал ли геенной? Не обещал ли царствия? Не повелел ли солнцу сиять каждодневно? Не легки ли и не удобоисполнимы ли Его заповеди, так что многие силой любомудрия превышают Его предписания? "Что еще надлежало бы сделать для виноградника, чего Я не сделал ему" (Ис.5:4)? А почему, скажешь, Он не сделал для нас естественными знание и добродетель? Кто говорит это: язычник или христианин? И тот и другой, только не в одном и том же отношении, но один возражает касательно знания, другой – жнзни. Скажем наперед к нашему, так как я говорю не столько ко внешним, сколько к собственным нашим членам. Что же говорит христианин? Следовало (говорит он) вложить в нас познание добродетели. Он и вложил; если бы не вложил, то откуда мы узнали бы, что должно делать и чего не должно? Откуда законы и судилища? Но не знание только (говорит), а самую деятельность. За что же ты стал бы получать награды, если бы все происходило от Бога? Скажи мне: ссли и ты и язычник согрешаете, то одиноково ли наказывает нас Бог? Нет; ты имеешь преимущество по причине знания. Что, если бы теперь сказали тебе, что, несмотря на знание, ты и язычник достойны одного и того же, – ты не обиделся ли бы? Конечно, так; ты сказал бы, что язычник мог внутри себя найти знание, но не захотел. А если бы тот сказал, что Богу следовало вложить в нас знание естественным путем, то ты не рассмеялся ли бы и не сказал ли бы ему: почему же ты не искал, почему не старался, как я? Не восстал ли бы ты против него с великим дерзнованием и сказал ли бы, что крайне безумно обвинять Бога, будто Он не вложил знания в нашу природу? Сказал бы это потому, что касательно знания у тебя все исправно; если бы было все также исправно и касательно жизни, то ты не стал бы давать таких вопросов; но так как ты не тверд в добродетели, то предлагаешь такие безумные суждения. И как можно сделаться добрым по необходимости? Тогда стали бы состязаться с нами в добродетели и бессловесные животные, из которых некоторые воздержнее нас. Но, скажешь, я желал бы лучше быть добрым по необходимости и не получать никаких наград, нежели быть злым по свободному решению и терпеть наказания и мучения. Но невозможно быть добрым по необходимости. Если же ты не знаешь, что должно делать, заяви, и тогда мы скажем, что следуст сказать; а если знаешь, что невоздержание есть зло, то почему не убегаешь зла? Не могу, говоришь ты. Но другие люди, совершившие такие великие подвиги, осудят тебя и заградят тебе уста с великой силою. Ты, может быть, и жену имея, не соблюдаешь целомудрие; а другой, и не имея жены, хранит совершенную чистоту. Какое же ты имеешь оправдание, не соблюдая меры, тогда как другой восходит выше заповеданного? Но я, говоришь, не таков по своей телесной природе или по расположению. Да – потому, что не хочешь, а не потому, что не можешь. Я утверждаю, что все способны к добродетели; кто чего не может сделать, тот не сможет и в случае необходимости; если же кто в случае необходимости может, а без нее не делает, тот не делает по свободному решению. Например: летать и подниматься к небу человеческому телу трудно и даже невозможно; потому если бы какой-нибудь царь повелел делать это, угрожал смертью (не повинующимся) и говорил: тех, которые не летают, повелеваю сечь, жечь, или подвергать чему-нибудь подобному, то послушался ли бы кто его? Нет, потому что это невозможно для нашей природы. А если бы тоже сделано было касательно целомудрия п приказано было невоздержных наказывать, жечь, сечь, подвергать бесчисленным мучениям, то не стали бы многие повиноваться приказаниям? Нет, скажешь, потому что и теперь существует закон, повелевающий не прелюбодействовать, и не все повинуются. Но не потому, что закон бессилен, а потому, что многие надеются укрыться. Если бы при тех, кто склоняется на прелюбодеяние, присутствовали законодатель и судья, то страх был бы силен прогнать похоть. Если даже я представлю другую меньшую необходимость, например возьму и уведу его от любимой женщины и связавши запру где-нибудь, то и тогда он в состоянии будет перенести и не потерпит ничего худого. Итак, не будем говорить, что такой-то добр по природе, и такой-то зол по природе. Если бы кто был добр по природе, то никогда не мог бы сделаться злым; а если бы был зол по природе, то никогда не сделался бы добрым. Между тем мы видим быстрые перемены: люди впадают то в то, то в другое состояние, и переходят от одного к другому. Это можно видеть не только в Писаниях, где напр. мытари становятся апостолами, ученики предателями, блудницы целомудренными, разбойники добрыми, волхвы поклонниками, нечестивые благочестивыми, как в Новом, так и в Ветхом завете, но и каждый день можно видеть множество подобных случаев. Если бы (добро и зло) были естсственны, то таких перемен не было бы. Так, – мы чувствительны по природе, и при всем старании никогда не сделаемся нечувствительными. Что свойственно природе, то не выйдет из природы. Никто, имеющий нужду в сне, не перестанет спать: никто, подвергающийся тлению, не избавится от тления; никто алчущий не достигнет того, чтобы никогда не алкать. Потому это и не ставится в вину, и мы сами за это не укоряем себя. Никто в укор другому не говорит: о, тленный, о, чувствующий! – но всегда на вид обвиняемым мы поставим или прелюбодеяние или блуд или что-нибудь подобное и за это приводим их к судьям, которые осуждают и наказывают, а за противное тому награждают. Итак, и из того, что мы делаем между собой и что делают с нами судьи, и из того, что мы написали законы и осуждаем сами себя, хотя бы не было против нас никакого обвинителя, и из того, что от нерадения становимся хуже, а от страха лучше, и из того, что видим других добродетельными и восходящими на высоту любомудрия, – очевидно, что в нас находится возможность добродетели. Для чего же многие из нас понапрасну обольщают себя холодными извинениями п предлогами, не только не заслуживающими прощения, но и навлекающими тяжкое наказание, тогда как следовало бы заботиться о добродетели, имея пред глазами тот страшный день, и, потерпев немного, достигать неувядаемых венцов? Эти извинения не принесут нам никакой пользы; рабы, нам подобные и успевшие в противном, осудят всех согрешающих, жестокого – милостивый, злого – добрый, дерзкого – кроткий, завистливого – дружелюбный, тщеславного – любомудрый, нерадивого – усердный, развратного – целомудренный. Так совершит Бог суд над нами, разделив нас на две части, и одних удостоит похвалы, а других наказания. Но да не будет никто из здесь присутствующих в числе наказуемых и мучимых, а будет в числе венчаемых и получающих царствие Божие, которого и да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.