Смотри; без милосердия нельзя войти (в царствие небесное), и мы отойдем в огонь, если у нас не будет доставать хоть одной этой добродетели. "Идите от Меня", – скажет (Спаситель), – "проклятые, в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его" (Мф. 25:41). Почему же и за что это? "Ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня" (ст. 42). Видишь ли, Он ни в чем другом не обвиняет их, и за одно только это (отсутствие милосердия) они погибают? И (юродивые) девы за одно только это были изгнаны из чертога; хотя они имели целомудрие, но так как у них недоставало милосердия, то они и не были допущены в чертог. "Старайтесь иметь мир", – заповедуется, – "со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа" (Евр. 12:14). Итак, помни же, что без целомудрия нельзя узреть Господа, хотя не всегда это можно и при целомудрии, потому что другое что-нибудь может воспрепятствовать. Но (вы скажете): мы все исполнили, только не оказывали помощи ближнему; неужели же за одно это мы не войдем в царствие? Откуда это видно? (Из притчи) о рабах, которым вверены были таланты. Они выполняли все добродетели, не опускали ни одной; но так как (один) был ленив, и не заботился о преумножении, то за это справедливо был изгнан. Есть указание и на то, что за одно только злословие будут ввергнуты в геенну. "Кто скажет", – сказано, – "своему брату: `безумный', подлежит геенне огненной" (Мф. 5:22). Пусть иной сохранил все заповеди, но был только досадителем, и такой не войдет (в царствие Божье). И пусть никто не обвиняет Бога в строгости за то, что Он так согрешающих лишает небесного царствия. Ведь и у людей, если кто совершить что-нибудь противозаконное, то уже царю на глаза не допускается, хотя бы он преступил одно какое-нибудь постановление, – например, если произнесет несправедливый приговор на кого-либо в суде, он теряет власть свою; если сблудит и будет взять на месте преступления, он уже обесчещен и, хотя бы совершил тысячу деле законных, погибает; если совершить убийство и будет уличен в этом, и этого одного вполне достаточно, чтобы подвергнуть его строгому наказанию. Если же человеческие законы охраняются так строго, то не гораздо ли больше (должны охраняться) законы Божьи? Но Бог благ, скажешь ты. О, до каких пор мы будем произносить эти безрассудные слова? Безрассудным я называю здесь не то, что мы веруем в благость Божью; но то, что мы дозволяем себе злоупотреблять этой верой, – несмотря на то, что мы уже тысячи раз говорили против этого. Послушай, что говорится в Писании: "Не говори: "милосердие Его велико, Он простит множество грехов моих" (Сир. 5:6). (Писание) не запрещает нам говорит, что "милосердие Его велико", – вовсе нет, – не к этому оно побуждает, напротив оно советует нам постоянно говорить об этом, – к этому и Павел направляет все свои речи; но как видно из последующего, (Писание) порицает, когда удивляются человеколюбию Божьему для того, чтобы грешить и говорить при этом: "милосердие Его велико, Он простит множество грехов моих".
4. И мы так часто и много беседуем о благости не для того, чтобы, надеясь на нее, делать (что угодно), – потому что в таком случае благость будет причиной утраты нашего спасения, – а для того, чтобы мы не отчаивались в грехах и приносили покаяние. "Благость Божья ведет тебя к покаянию?" (Рим. 2:4), а не на большее закоснение во зле. Если ты пребудешь злым ради благости, то через это ты оклевещешь ее пред людьми, – а многих я вижу подобным образом клевещущих на Божье долготерпение! – и дашь ответь за то, что воспользовался (благодатью) не надлежащим образом. Бог человеколюбив, но Он и правосуден; прощает грехи, но воздает каждому по делам его; превосходить неправды, отъемлет беззакония, но творить и суд. Не противоречить ли это одно другому? Нисколько, если только мы будем обращать внимание на времена. Он отъемлет беззакония здесь и через купель крещения и через покаяние, – и накажет за все беззакония там огнем и муками. Итак, может быть, ты скажешь после этого: если и за малое зло, если даже за один грех я буду извержен и лишен царствия, то почему же мне не делать в таком случае зол всякого рода? Речи эти – речи неблагоразумного раба! Но впрочем, рассмотрим их. Не твори зла, если хочешь спасти себя. Все мы (если сотворим зло) одинаково лишимся царствия; но наказание в геенне потерпим не все одно и тоже; а одни – большее, другие – меньшее. Если ты или кто-нибудь другой презирали заповеди Божьи, и один презрел больше заповедей, другой меньше, – оба вы равно не войдете в царствие. Но если не одинаково презирали, а один больше, другой меньше, то и в геенне ощутите различие. Что это значить, – спросишь ты, – за что такие прещения на не оказавших милосердия, – за что они отсылаются в огонь, и притом не просто в огонь, но "в огонь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его"? За что это и почему? Потому что ничто столько не оскорбляет Бога, как обида, делаемая друзьям. Мы должны любить и врагов; поэтому отвращающийся любящих его и являющийся таким образом хуже самих язычников какого не будет достоин наказания? Итак, по важности греха, такой справедливо должен отойти (в геенну) с дьяволом. Горе, сказано, не творящему милостыни. Если в ветхом завете так было, то тем более (так должно быть) в новом; если там, где позволено было приобретать, наслаждаться, заботиться (о земном), так много обращали внимания на помощь бедным, то не тем ли более (должно поступать так) здесь, где заповедуется оставлять все? В самом деле, чего не делали израильтяне? Отдавали десятины; потом предоставляли еще другие десятины на вспомоществование сиротам, вдовам и прозелитам. Мне некто с удивлением говорил: такой-то дает десятины. Как нам не стыдно! Мы – христиане удивляемся тому, что не было удивительным у иудеев? Тогда опасно было не раздавать десятины: представь же, каково это (т. е. не гораздо ли опаснее) теперь! Пьянство также не наследит царствия. Но при этом, что, обыкновенно, говорить большая часть людей? (Они говорят): что же, если и я и он вместе будем терпеть одно и тоже, то в этом уже не малое утешение. Что нам сказать на это? Прежде всего должно сказать, что ты и он понесете наказание не одно и тоже; а кроме того (должно прибавить, что) здесь ровно никакого нет утешения, потому что одинаковость страданий в том только случае может быть утешением, когда беды еще не превосходят меры, но когда он превосходят ее, когда повергают нас в ужас, тогда уже (никакое сравнение своих бед с бедами других) не доставить утешения. В самом деле, скажи осужденному на сожжете, – в то время, когда он стоить уже в огне, – что вот и такой-то терпит тоже: ты этим не доставишь ему ровно никакого утешения. Не все ли вместе погибали израильтяне? Однако какое утешение принесло им это? Напротив не более ли это печалило их? Потому-то они и восклицали: погибли, убиты, умерщвлены мы. Итак, есть ли в этом какое-нибудь утешение? Напрасно же мы утешаем себя подобными надеждами. Одно только и есть утешение, это – чтобы не впасть в этот неугасимый огонь; а впавшему уже нельзя получить никакого утешения там, где скрежет зубов, где плач, где неусыпающий червь, где неугасающий огонь. Притом, находясь в такой скорби и тесноте, способен ли ты будешь понять какое-нибудь утешение? Останется ли в тебе хоть сколько-нибудь присутствия духа? Прошу и умоляю, не будем обольщать себя понапрасну, не будем утешать себя подобного рода рассуждениями, но будем делать то, что сможет спасти нас. Тебе предлежит воссесть с Христом, а ты между тем предаешься подобному любопрению. Если бы не было никакого другого греха, то за одни эти речи какому наказанию следует подвергнуть нас? Мы так нерадивы, так ленивы, так беспечны, что говорим подобные речи тогда, когда нам предлагается столь великая честь. О, как горько воз стенаешь ты, когда услышишь, что жившие благочестиво будут с честью призываться в царствие Божье; когда увидишь, что в царстве славы будут возлежать и рабы и люди низкого происхождения, – люди, которые здесь о малом заботились, а там между тем будут участвовать в царском престоле! Подобное (зрелище) не хуже ли будет всякого наказания? Если и теперь, когда видишь, что кто-нибудь блаженствует, – хотя сам и не терпишь ничего худого, – считаешь это хуже всякого наказания и от этого одного приходишь в расстройство, страдаешь, плачешь, и думаешь, что это стоить тысячи смертей, – то, скажи, что ты тогда должен будешь вытерпеть? Пусть не будет геенны: одна мысль о царстве (которого ты лишился и которым другие наслаждаются) разве не может поразить тебя и расстроить окончательно? А что действительно будет так, в этом могут достаточно убедить тебя жизнь и опыт. Итак, перестанем яге попусту утешать себя подобными рассуждениями; будем лучше внимательны и усердны к нашему спасению; поревнуем о добродетели и возбудим себя к деланию добрых дел, чтобы удостоиться столь высокой чести во Христе Иисусе, Господе нашем.
БЕСЕДА 5
"Итак помните, что вы, некогда язычники по плоти, которых называли необрезанными так называемые обрезанные плотским обрезанием, совершаемым руками, что вы были в то время без Христа, отчуждены от общества Израильского, чужды заветов обетования, не имели надежды и были безбожники в мире" Еф. 2:11,12)
1. Много есть доказательств человеколюбия Божьего к нам: во-первых, Он сам Собою Спас нас, и Спас столь дивным образом; во-вторых, Он Спас нас, когда мы были в таком состоянии (уже мертвы и чада гнева по естеству); в-третьих, Он возвел нас (на необыкновенную высоту). Все это заключает в себе величайшее доказательство человеколюбия Божьего, и все это Павел изображает в настоящем послании. Выше он сказал, что нас, "мертвых по преступлениям и чад гнева", (Бог) спас; теперь показывает, кому равными Он сделал нас. "Итак", – говорит, – "помните", Когда от великой бедности мы переходим в противоположное состояние, или сподобляемся какой-нибудь еще большей чести, то, наслаждаясь славой своего нового положения, о прежнем обыкновенно все мы и не вспоминаем. Имея это в виду, (апостол) и говорит: "Итак, помните". Что же должно помнить? Что мы созданы на дела благая. Этого достаточно для того, чтобы побудить нас заботиться о добродетели. "Помните", – потому что такое памятование может сделать нас благодарными к Благодетелю. "Что вы, некогда язычники". Заметь, как (апостол) низлагает те преимущества, которыми гордились иудеи, и удивляется недостаткам язычников, – которые однако не были недостатками (делающими для них невозможным спасение во Христе), – и для тех и других извлекает увещания из образа их поведения и жизни. "Которых называли необрезанными". Честь была только на словах и преимущество (от обрезания) относилось только к плоти, потому что ни необрезание, ни обрезание ничего не значат. "Так называемые", – продолжает (апостол), – "обрезанные плотским обрезанием, совершаемым руками, что вы были в то время без Христа, отчуждены от общества Израильского, чужды заветов обетования, не имели надежды и были безбожники в мире". Вас так – необрезанием – называют только иудеи. Но почему же, намереваясь показать, что в приобщении язычников к иудеям первым оказано благодеяние, (апостол) не унижает достоинства последних, а напротив возвышает его? Те качества (иудеев), которые остались необходимы (для них и для христиан из язычников), возвышает, а те, которых (язычники, обратившиеся в христианство) могли не иметь, унижает. Потому-то он далее говорит: "сограждане святым и свои Богу" (2:19). Смотри, как не унижает. Это, говорить, безразлично. Не думайте, говорить, что есть какая-нибудь разница в том, что вы не получили обрезания и находитесь в необрезании; страшно (не это, а) вот что: быть без Христа, быть отчужденными от жития Израилева, – а первое к житию не относится, – быть вне завета обетования, не иметь надежды на будущее и быть в этом мире безбожными, каковы именно и были язычники. (Прежде апостол) говорил о вещах небесных; (теперь) говорит о земных, так как иудеи очень высоко ценили их. Так и Христос, утешая учеников, после того как сказал: "Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное" (Мф. 5:10), присоединяет меньшее (утешение) и говорит: "Так гнали и пророков, бывших прежде вас" (ст. 12). Последнее ободрение в сущности менее велико; но в отношении приведения (к спасению), в отношении веры оно и достаточно, и велико, и заключает в себе большую силу, так как взято из жизни и опыта. Не сказал (апостол): отлученные (χεχωριομένοι), но: отчужденные (άπηλλοτριωνοι) жития; не сказал также: не держащиеся обетований (ου προέχοντες), но: не имеющие (ουδέ μετέχοντες) и чуждые (ξένοι). Великое различие в значении этих слов, указывающее и на великое расстояние (язычников от иудеев). И израильтяне не вели жизни истинно доброй, но не потому, что были отчуждены (т. е. неспособны), а потому, что были беспечны; и от обетований они ниспали, но не как чуждые им. Каше же были заветы обетования? "Тебе", – сказано, – "и потомству твоему отдам Я землю сию" (Бт. 12:7), а также и нечто другое было им обещано. "Не имели надежды", – говорит (апостол), – "и были безбожники". Хотя язычники и поклонялись богам, но были, однако же, безбожии, потому что идолы ничего не значат. "А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко, стали близки Кровью Христовой. Ибо Он есть мир наш, сделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотью Своей" (ст. 13, 14). Важно уже и то, говорить (апостол), что мы пришли к иудейскому житию. Как это? Он возглавил все на небе и на земле, а ты еще говоришь о израильтянах? Но, говорить, подлинно так! То нужно принимать верой; а это оправдывать делами. "А теперь во Христе Иисусе вы, бывшие некогда далеко", – говорит, – "стали близки" по жизни, – потому что быть далеко или близко зависит единственно от свободы. "Ибо Он есть мир наш, сделавший из обоих одно".