Слово проповеди его привело меня в великое недоумение. Можно бы посчитать её дерзостью, признать безумием, и его назвать человеком безумным, но он — великая сокровищница мудрости, ведения и разума, обильный источник ума. Презрен и прост вид его, но велико и достойно уважения слово его. Предлагал я при вас ему всякие вопросы, чтобы, как в огне, испытать все, что он ни скажет. Но не вострепетал и не убоялся он, не пришел в замешательство, не смутился, не изменил слов уст своих, как связанный самой истиной, не уклонился от дела своего, твердо держа его в памяти. Искушал я его лестью, но он не прельстился; устрашал его, но он не убоялся. Показывал ему богатство, — он смеялся; показывал меч, — он еще более смеялся; презрел он меч, еще более презрел дары. Иного можно прельстить сокровищами, иного можно устрашить мечом. Его ни наказание не устрашило, ни дары не прельстили. И ласками, и угрозами действовали мы на этого Еврея. И те, и другие не имели над ним силы, и посмеялся он ласкам и угрозам. Показывал я ему богатство, но он посмеялся над ним. Над мечом поругались уста его, побеждено им сребролюбие и презрен страх смерти. Всякое сказанное им слово как мечом рассекало камни. Не устрашился он и могущества моего, не уважил славы моей. Всю славу мою вменил он не более чем в умет (помёт), извергаемый на землю, презрел наше богатство, еще более посмеялся над нашим мечом. Как будто из меди уготовал он себе чело и пришел в страну нашу. Ничто не могло заставить его уважать царское наше величие. В слове его, как в зеркале, усматриваем мы скверны свои. Видим в нем и Бога, Который угрожает нам за скверные дела наши; видим в нем и правду, которая прогневана нашими грехами; видим в нем, что град наш постигает решительный приговор суда. Видим, что проповедь его исходит из уст праведного.
Это — не выдумка, не изобретение хитреца. Если бы проповедовал он мир, то можно было бы подумать, что это — выдумка и проповедует он доброе, чтобы получить за то хорошую награду. Кто любит выгоды, у того предсказания благоприятны, и обещание прорицающего из жадности к прибыли — пустое обещание. Халдей, страдая от голода, называет благополучным час рождения, чтобы больше получить от неразумного. Он предрекает богатую долю не с намерением что-нибудь дать, и действительно ничего не дает, но обещанием богатства хочет пленить человека и взять у него даже то, что тот имел. Только правдивый врач говорит больному правду. Придя в дом к больному, без скрытности объявляет о мучительных прижиганиях; не боится сказать страждущему, что нужно вырвать зуб; не боится и царю открыть свое мнение, не страшится и сыну цареву предложить в питие сильно действующее лекарство; не боится и страшного человека, когда производит перевязки и сечения; не трепещет и сильного, когда крепость его расслабляют прижиганиями. Кто назовет лжецом такого пророка, который возвещает гнев? Не обманщик тот, чей голос приводит в такое смятение. Если слово его жестоко, то дух его — правдив. Хороший врач, хотя и не знает страха, однако трудится за награду. А этот Еврей выше врачей, он не хочет и хлебом насущным пользоваться из нашего города. С того самого дня, как пришел к нам, строгий ведет пост и скорбит. Кто же понудил его без всякой для себя выгоды проповедовать нам великий гнев? Почему не боится он проповедовать это в нашем городе? Слышали мы от Евреев о Моисее и Илии, что постились они, пребывали без пищи по сорок дней. Неужели и этот пророк Еврей назначил себе такой же пост? Если праведник сей постится, то станем поститься и мы, согрешившие. Если святой сей молится, и нас да смирят вретище и пепел. Может быть, постится и молится он, чтобы не оказаться перед нами лжецом, и того домогается, чтобы город действительно разрушился и была верна его проповедь. Поскольку он вооружается на нас постом, то и мы постом будем с ним бороться. Да и не с пророком будем мы бороться покаянием, потому что не он причиняет нам зло, но грехи наши; не этот Еврей разрушит город, но нечестие наше. У вас, возлюбленные, есть иной невидимый враг, и с ним надобно бороться мужественно.