которые говорят: `пусть Он поспешит и ускорит дело Свое, чтобы мы видели, и пусть приблизится и придет в исполнение совет Святаго Израилева, чтобы мы узнали!'" (Горе привлачающым грехи своя[8] яко ужем долгим, и яко ига юнична ременем беззакония своя, глаголющым: скоро да приближатся, яже сотворит Бог[9], да видим, и да придет совет Святаго Исраилева, да разумеем) (ст. 18, 19). Тогда как пророки постоянно угрожали и предсказывали бедствия, лжепророки, проповедуя угодное народу и расслабляя его, уверяли, что слова тех ложны, а их слова истинны. Таким образом многие, будучи обольщаемы, не верили и самым речам. Так как пророчества исполнялись не вдруг после того, как были изрекаемы, – потому что природой пророчества служило предсказание имеющего исполниться спустя долгое время, – так как пророки постоянно говорили о голоде, заразах и войнах, а на самом деле этого еще не было, то многие из обольщенных, находя в самом замедлении бедствий повод к неверию, говорили: пусть исполнится сказанное; если вы говорите правду, то пусть наступят такие события; покажите нам на деле определение Божье. Потому, так как они делали для себя долготерпение Божье поводом к неверию, и через то умножали грехи свои, как неверием, так и большею беспечностью от неверия, – пророк справедливо оплакивает их, говоря: вы как бы длинной веревкой привлекаете к себе гнев Божий, и увеличиваете свою порочность; если вы не верите сказанному, то теперь остается вам испытать это на самом деле; таким образом, вы сами навлекаете на себя бедствия, не веруя сказанному. Потому он говорит: "горе тем, которые влекут на себя беззаконие" (горе привлачающым грехи своя), т.е. воздаяние за грехи. "Яко ужем долгим", говорит, вы издалека привлекаете к себе определенное за ваши грехи наказание, и "яко ига ремнем" юницы сущей под игом, – выражая этим их усилие, старание. Как если бы кто крепкой веревкой привлекал к себе что-нибудь, так и вы своим неверием привлекаете на себя гнев Божий. Далее говорит и о том, каким образом они привлекали: "пусть Он поспешит и ускорит дело Свое, чтобы мы видели" (глаголющым: скоро да приближатся, яже сотворит Бог, да видим). В этом укоряет их и другой пророк: "горе желающим дня Господня! для чего вам этот день Господень? он тьма, а не свет, он тьма, и нет в нем сияния" (Амос. 5:18, 20). Так и эти неверующие говорили: когда придет день наказания и мучения? "Горе тем, которые зло называют добром, и добро – злом, тьму почитают светом, и свет – тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое – горьким!" (ст. 20). Опять он говорит о том же. Так как они оскорбляли пророков и называли обманщиками, а лжепророков почитали, и таким образом извращали порядок вещей, то он возвещает им "горе" за превратное суждение. "Горе," говорит, "которые зло называют добром", т.е. лжепророчество, "и добро – злом", т.е. пророчество, "почитают светом, и свет – тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое – горьким". Хотя и тяжки, говорит, слова пророков, но нет ничего слаще их, так как они словесными угрозами избавляют от испытания (бедствий) на деле; и хотя сладки слова лжепророков, но нет ничего горче их, так как они прелестью слов навлекают действительную угрозу.
7. Вот так мудро пророк перетолковал их суждение. Так как они словам одним не внимали, как изрекающим весьма горькое, а словам других внимали, как весьма благосклонным и заключающим в себе великую сладость, то он сказал, что, напротив, великая сладость – у пророков, а великая горечь – у лжепророков. В том же смысле нужно нам понимать и слова о свете и тьме. Одни вели к заблуждению, а другие руководили к истине; одни, почти связав руки, передавали мраку плена, а другие принимали все меры, чтобы привести к свету свободы. Потому, так как слушатели имели об этом превратные и ненадлежащие понятия, пророк справедливо вразумляет их, говоря: "Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою!" (ст. 21) (у св. И. Зл. - тьму почитают светом, и свет – тьмою, Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою! (ст. 21)). Не мал и этот недостаток, когда кто считает себя мудрым и во всем полагается на свои суждения: отсюда и происходит вышесказанное, т.е. что называют доброе злым, а злое добрым и проч. За это и Павел осуждал языческих философов, когда говорил: "называя себя мудрыми, обезумели" (Рим. 1:22). И писатель Притчей также говорит: "видал ли ты человека, мудрого в глазах его? На глупого больше надежды, нежели на него" (Притч. 26:12). И в другом месте Павел осуждает это, когда говорит: "не мечтайте о себе" (Рим. 12:16); и еще: "если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым" (1 Кор. 3:18). Пусть не надеется, говорит, на собственную мудрость и на свои собственные суждения, но, смирив их, пусть передаст свою душу наставлению Духа. Так как и между иудеями были такие люди, которые презирали пророков, как пастухов и приставников стада, желая считать мудрыми самих себя, что было основанием гордости их и пренебрежения возвещаемого им, то пророк справедливо оплакивает их, говоря: "горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток" (ст. 22) (горе, иже мудри в себе самих и перед собою разумны. Горе крепким вашым, вино пиющым, и вельможам растворяющим сикер) (У св. И. Зл. - горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою! горе тем, которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток (ст. 22)). Не удивляйся, что он, сказав недавно так много против пьянства, опять повторяет ту же речь; так как эта рана тяжела и неудобоизлечима, то нужно было часть омывать ее. Она тяжела и неудобоизлечима потому, что многим не кажется грехом, тогда как есть тягчайший из всех грехов и производит бесчисленное множество болезней. Потому он и говорит: "которые храбры пить вино и сильны приготовлять крепкий напиток" (вино пиющым, и вельможам растворяющим сикер). Двоякая опасность: от силы опьянения и от избытка власти. Действительно, всем людям нужно благоразумие, но особенно облеченным почестями и властью, чтобы, увлекаясь бременем власти, как бы каким-нибудь стремлением беспорядочных вод, не свергнуться в пропасть. "Которые за подарки оправдывают виновного и правых лишают законного!" (ст. 23). Опять двоякая вина: оправдание виновного и осуждение невинного. А корень того и другого греха – принятие подарков. "Сего ради якоже сгорит трость от углия огненнаго, и сожжется от пламене разгоревшагося" (ст. 24). Он указывает на быстроту воздаяния, на скорость наказания, изображая таким подобием совершенную погибель их.
8. Все это выразил он словами: "пламень, углие, трость" и последующими. "Так истлеет корень их, и цвет их разнесется, как прах." Прочное и крепкое разрушится, великолепное рассеется, светлое пройдет и исчезнет. "Не восхотиша бо закона Господа Саваофа творити[10], но слово Святаго[11] раздражиша." "Словом" пророк называет закон. "За то возгорится гнев Господа на народ Его, и прострет Он руку Свою на него и поразит его, так что содрогнутся горы[12], и трупы их будут как помет на улицах. И при всем этом гнев Его не отвратится, и рука Его еще будет простерта" (ст. 25). Здесь он указывает на жестокую войну, во время которой невозможно будет даже предавать тела погребению, не с тем, чтобы наказаны были мертвые, но чтобы живые примером чужих несчастий сколько-нибудь удержались от собственного порока. И смотри, как он сильно выразился. Не сказал, что умершие не погребены, но брошены презреннее всякого помета, что для живых кажется страшнее всего и ужаснее самой смерти. Но, что хуже всего, они и после этого, говорит, не исправились, но остаются в том же состоянии. А так как они не исправлялись, то он опять угрожает им тягчайшим ударом, – от иноплеменников. Потому и продолжает говоря: "и поднимет знамя народам дальним" (воздвигнет убо знамение во языцех сущих далече) (ст. 26). Чтобы отдаленность пути не повергли их в беспечность, он говорит, что для Бога так легко привести их, как для поднявшего знамя – вывести на сражение вооруженных и готовых воинов, или как бывает это с конями, приготовленными к бою: как скоро подается знак выхода, они тотчас выскакивают из-за ограды. Таким образом пророк указывает здесь на два обстоятельства: на то, что они (сущие во языцех) легко придут по призванию Божьему, и на то, что они давно пришли бы, если бы великое долготерпение Его не удерживало их. В дальнейших словах он еще более показывает легкость этого, говоря: "и позвиждет я[13] от конец земли." Не удивляйся, что он, говоря о Боге, употребляет такие чувственные выражения; он приспособляет слова к неразумию слушателей, желая показать всем этим только то, что это и для Бога легко, и непременно сбудется; потому и присовокупляет: "и се скоро легце грядут: не взалчут, ни утрудятся, ни воздремлют[14]" (ст. 27). Это сказано преувеличенно. Возможно ли в самом деле, чтобы они не алкали и не спали, будучи людьми и подлежа общим условиям жизни? Всем этим, как я сказал, он изображает быстроту войска, легкость, скорость. "И не снимется пояс с чресл его, и не разорвется ремень у обуви его; стрелы его заострены, и все луки его натянуты; копыта коней его подобны кремню, и колеса его – как вихрь; рев его – как рев львицы; он рыкает подобно скимнам, и заревет, и схватит добычу и унесет, и никто не отнимет. И заревет на него в тот день как бы рев [разъяренного] моря; и взглянет он на землю, и вот – тьма, горе, и свет померк в облаках[15]" (…и возопиет их ради в той день, яко шум моря, волнующася: и воззрят на небо горе, и на землю низу, и се тма жестока, тма в нужде их) (ст. 27–30). Всем этим пророк распространил речь и усилил страх, описав порознь каждое обстоятельство, сказав относительно свойства врагов, их силы, оружия, коней, колесниц, чтобы обилием сказанного привести слушателей в великое сокрущение и ясностью изображений приблизить к ним эти обстоятельства. Потому он сравнивает врагов со львами, и не останавливается на этом сравнении, но изображает и голос и нападение зверя, и, продолжая переносную речь, употребляет много образных выражений. Затем он упоминает о море, говоря, что будет такой шум, такое смятение, какое бывает тогда, когда сильно бушует и волнуется море; и вообще употребляет все меры усилить страх, чтобы они не имели нужды испытать (эти бедствия) на самом деле. И, что еще более ужасно, тогда не будет, говорит, защитника ни от земли, ни с неба, но, лишенные и горней защиты и земной помощи, они будут переданы врагам. "Тьмой" же он называет здесь помрачение, происшедшее в них от несчастия, не в том смысле, будто исчезнут лучи солнца, но в том, что страждущие, по своему расположению, будут видеть среди полудня вместо света мрак, как обыкновенно бывает с людьми, пораженными скорбью и унынием. А чтобы ты знал, что эта тьма происходила не от свойства воздуха, но от их расположения, он прибавил: тма жестока в нужде их.