5. Что скажут на сие мудрецы века сего, которые у нас хвалят свое, носят длинные бороды и влачат по земле нарядные плащи свои? Рассказывай вместо сего свое и ты, пишущий длинные речи, составляющий невероятные истории, устремляющий взор к горнему, перетолковывающий небесные знамения и по движению звезд заключающий о рождениях и других происшествиях! Говори мне о своих звездах, о венце Ариаднином, о власах Вероникиных, о похотливом лебеде, о наглом тельце и, если хочешь, о твоем змиедержце,[85] о козероге, о льве и о всех других, которых ты, зная по злодеяниям, сделал или богами, или звездами. Где найдешь такой круг в своей математике? Где найдешь звезду, которая бы шла впереди с востока к Вифлеему путеводительницей и покровительницей твоих волхвов? Я могу сказать нечто о небесных знамениях: та звезда открыла пришествие Христово, а сия [86] была венцом Христовой победы.
6. Вот что скажу о небесном и горнем, которое, по великому согласию и сродству всего, участвует в наших делах; прочее же восполнит у меня псалом: и грады разрушил ecu (Пс. 9:7). Подобно оным древним городам, разоренным за подобное нечестие, они в самое время беззаконных действий с нами или поглощены морем, или разрушены землетрясением, так что могу почти досказать и остальное: погибе память их с шумом, погибла громко. Таково было их падение и разрушение, что много потребно времени на восстановление их, если бы кто и отважился на сие из соседей, даже наиболее утешающихся благочестием.
7. Таковы были явления на земле и на небе! Но и в самом воздухе не положено ли было в то время знамений, и он не освятился ли тогда знамениями страдания (Христова)? Зрители и таинники оного чуда да покажут и ныне одежды, запечатленные тогда знамениями Креста. Как скоро кто из наших или из посторонних рассказывал о сем или слушал рассказывающих, тотчас видел чудо или на себе, или на ближнем: сам был в звездах или видел звезды на одеждах другого, испещренных лучше всякой мастерской ткани или искусной живописи. Что же произошло из сего? Зрителей так это поразило, что все почти, как бы по одному мановенью и в один голос, начали призывать христианского Бога и умилостивлять Его славословиями и молитвами. Многие, нимало не отлагая, в то же время, как случилось сие, притекли к нашим священникам и по усильной просьбе сделались членами Церкви, наставлены в таинствах веры, очищены Божественным крещением и таким образом через страх избавились от страха. Но о сем довольно.
8. Юлиан, более и более подстрекаемый и движимый бешенством, наконец восходит на самый верх своих бедствий. Поелику он думал, что дела христиан идут по его желанию; поелику сделанное им уже обнадеживало его, что все покорится ему, если он только захочет; к тому же восхитил он победу над западными варварами, – то и предпринимает сие единое намерение, весьма благоразумное и человеколюбивое. Взяв отсюда два войска, и воинов и демонов, им управлявших (на которых более и надеялся), выступает он в поход против персов, полагаясь более на свою безрассудную дерзость, нежели на крепость сил. И сей мудрец не мог понять и того, что смелость (θάρσος) и дерзость (θράσος) хотя близки по имени, однако же всего более различны между собой по действиям, – я разумею мужество и трусость. Быть смелым в делах, требующих отважности, есть знак мужества; тогда как ослабевать есть знак боязливости. Но идти и бросаться туда, где больше опасности, а не удерживаться, есть знак дерзости; тогда как уклоняться есть знак осторожности. Нельзя полагать, чтобы одно и то же значило сохранять, что имеешь, и приобретать, чего не было. Первое особенно и преимущественно достойно уважения людей благоразумных, за последнее, если оно удобно, надобно приниматься; в противном же случае оно достойно презрения. Кто в надежде приобрести что-нибудь подвергает себя опасности лишиться всего, что имеет, тот весьма неблагоразумен. Такой человек кажется мне подобным худому бойцу, который начинает бороться прежде, нежели станет в твердое положение, или тому кормчему, который топит и старается потопить неприятельский корабль, когда свой корабль расснащен и неспособен к плаванию.