28. Так размышлял и взывал я прежде к Богу. Что же теперь изменяю в звуках песни? Оплакиваю уже погибель нечестивых; делаюсь человеколюбив к ненавистникам и говорю так: како быша в запустение, внезапу исчезоша, погибоша за беззаконие свое (Пс. 72:19), как прах возметаемый вихрем, как пух, развеваемый ветром, как утренняя роса, как свист пущенной стрелы, как удар грома, как быстролетная молния? Если бы они хотя теперь переменились в мыслях, перестали передаваться множеству заблуждений и потекли во след истины, то, может быть, и самое падение обратилось бы им в пользу. Ибо и наказание часто служит ко благу наказываемых. Но что, если они останутся при том же мнении, еще будут держаться идолов и не уцеломудрятся бедствием, которое вразумляет и неразумных? Иеремия так оплакивает Иерусалим, что бездушные вещи призывает к плачу и у стен требует слез (Плач 2:18); какой же найдется плач, достойный сих столь упорных людей? Кто оплачет одно настоящее, не проливая еще слез о будущем наказании за то, что они безумствовали, удалились от Бога и послужиша твари паче Творца (Рим. 1:25), и не только послужили, но восстали на служителей Божиих и вознесли на них нечестивую руку, достойную таких зол? 29. Но как Богу угодно, так и да будет! Кто знает, что Бог, Который решит окованныя (Пс. 145:7), возводит от врат смерти обремененного и долу поверженного, не хочет смерти грешника, но ждет обращения его; Который и нас, сидевших во тьме и сени смертной, просветил и умудрил, – сей Бог и их восприимет некогда и, отложив тяжелый и железный жезл, упасет их жезлом пастырским?
Но слово мое опять возвращаю к той же победной песне: паде Вил, сокрушися Дагон (Ис. 46:1), блато бысть Сарон, посрамлен Ливан (Ис. 33:9); теперь уже не скажут глупой, недвижимой и бесчувственной толпе идолов: начальствуй! не станут искать мухи, бога аккаронского, или чего-либо еще более смешного; не будут помышлять о рощах, и высотах, и о всякой лесистой и тенистой горе, не пожрут сыны своя и дщери своя бесовом (Пс. 105:37), за что древле Израиль укоряем был пророками. Но что мне до сего? Обращусь к настоящему – к тому, что нас, собственно, касается. Не будут уже лукаво смотреть на священные наши храмы, нечистой кровью осквернять жертвенники, получившие имя от пречистой и бескровной Жертвы; не будут безбожными алтарями бесчестить священных мест, расхищать и осквернять приношений, к нечестию присоединяя корыстолюбие; не будут оскорблять седину иереев, честность диаконов, целомудрие дев; не будут уже к рассеченным утробам святых припускать нечистых свиней, чтобы вместе с пищей пожирали и сии утробы; не будут уже зажигать гробы мученические, чтобы сим посрамлением удержать других от подвижничества; не будут истреблять огнем и рассевать на ветер останки святых, предавая их бесчестью с самыми бесчестными костями, чтобы лишить подобающей им чести; не будут уже ставить седалищ губителей и забавляться хулой епископов и пресвитеров, также пророков и апостолов, и даже Самого Христа; не будут уже торжествовать над нами, запрещая нам законом лжеименное [94] образование, чтобы вместе с тем заградить нам уста. 30. Подай сюда свои царские и софистические речи, свои неотразимые силлогизмы и энтимемы; посмотрим, как и у нас говорят неученые рыбари. Отстави глас песней твоих, и песней органов твоих, повелевает тебе пророк мой (Ам. 5:23). Да воспоет опять с дерзновением Давид, который таинственными камнями низложил надменного Голиафа, победил многих кротостью и духовным сладкозвучием исцелял Саула, мучимого злым духом. Пусть свещеносец твой погасит огонь, а мудрые и священные девы возжгут для Жениха свои светильники. Пусть твой иерофант сложит с себя одежду блудницы; а священницы облекутся правдою (Пс. 131:9) и украшением славы, вместо духа уныния (Ис. 61:4) облекутся в великий и нескверный хитон, во Христа – наше украшение. 31. Пусть умолкнет твой проповедник и не говорит бесславного; да вещает же мой проповедник богодухновенное. Оставь свои волшебные и чародейские книги, и пусть перечитываются одни пророческие и апостольские. Прекрати свои гнусные и тьмы исполненные ночные сборища – и я восстановлю священные и светлые всенощные бдения. Загради свои тайники и пути, низводящие во ад, – я покажу тебе пути открытые и ведущие на небо. Какие запасы оружия, какие изобретения снарядов, какие тьмы и полчища людей произвели бы то, что сделали наши молитвы и Божия воля? Бог словом рассеял тьму, словом произвел свет, основал землю, округлил небо, распределил звезды, разлил воздух, положил пределы морю, протянул реки, одушевил животных, сотворил человека по образу Своему, дал всему красоту. Словом и ныне рассеял Он ночной мрак и все привел во свет, порядок и прежнюю стройность. Теперь не владычествуют уже алчные и лживые демоны, не оскорбляется тварь поклонением, воздаваемым ей вместо Бога. Отбрось своих Триптолемов, и Келеев, и таинственных драконов; устыдись, наконец, книг своего богослова – Орфея; воспользуйся даром времени, покрывающего твое бесстудство. Если же это одни басни и вымыслы, то обнаружу твои ночные таинства. 32. Теперь не говорит уже дуб, не прорицает треножник и Пифия не наполняется, не знаю чем, но не более, как баснями и бредом. Источник Кастальский опять умолк и молчит; его вода возбуждает не дар пророчества, но смех. Аполлон опять стал безгласным истуканом, Дафна – деревом, оплакиваемым в басне! Дионис опять андрогин и водит с собой толпу пьяных; великое твое таинство – бог Фалл страждет любовью к прекрасному Просимну. Семела опять поражена молнией. Опять храмлет на обе ноги, но проворен в отыскивании прелюбодеев Гефест, этот бог, замаранный сажей, хотя он славный художник и олимпийский Терсит. Арес опять за любодеяние скован вместе со Страхом, Ужасом и Смятением и ранен за дерзость. Афродита опять любодейца, срамно рожденная, служительница срамных браков. Афина опять дева и рождает дракона. Геракл опять беснуется или, лучше сказать, перестает бесноваться. Опять из похотливости и сладострастия превращается во все виды Зевес, советник и властитель богов, который один поднимает всех их со всем существующим, а сам не может быть сдвинут с места всеми. Гроб Зевесов опять показывается в Крите. Как скоро вижу твоего Кердоя, Логия и Эпагония, закрываю глаза и бегу прочь от твоего бога, потому что стыжусь смотреть. Не препятствую тебе поклоняться силе красноречия и суме. Одно у тебя стоит уважения: чествование, воздаваемое андрогинами у египтян Нилу, Исиды, мендезийские боги, Аписы и все прочие чудовищные и из многих составленные звери, которых ты живописуешь или лепишь. Смеюсь твоему Пану, Приапу, Гермафродиту и прочим богам, которые в неистовстве или изуродованы, или растерзаны. Предоставляю все сие зрелищу и стихотворцам, украшающим ваших богов; а я заключу слово увещанием.