33. Мужи и жены, юноши и старцы, все служащие в сем святилище и занимающие низшие степени, все, которых Господь избавил некогда от заблуждения и безбожия, а ныне от восстания язычников и от бедствий настоящих и ожидаемых! Выслушайте слово мужа, который научился сему не слегка, но из ежедневных событий, из древних историй, книг и деяний! Великое дело – не испытать никакой скорби; а может быть, и не великое, если истинно слово, что егоже любит Господь, наказует, биет же всякаго сына, егоже приемлет (Евр. 12:6) и о котором особенно печется. Напротив того, великое дело – вовсе не грешить или, по крайней мере, не согрешать тяжко, потому что быть совершенно безгрешным Бог поставил выше человеческой природы. А вторым после сего делом полагаю, чтобы падшие и наказанные, а потом прощенные всегда чувствовали сие наказание и избегали новой казни за новое преступление. 34. Посему и мы самым делом восчувствуем Божие наказание. Покажем самих себя достойными не того, что прежде потерпели, но того, что напоследок получили. Будем оправдываться в постигшем нас бедствии тем, что мы не как злодеи были преданы язычникам, но вразумлены как дети. Не станем забывать о буре во время тишины, о болезни во время здравия, о плене по благополучном возвращении в Иерусалим, об Египте после Египта. Время злострадания да не будет у нас лучшим времени успокоения; но оно будет таким, если окажется, что мы тогда были смиренны, и умеренны, и во всех надеждах простирались к небу, а теперь превозносимся, надмеваемся и опять обратились к тем же грехам, которыми были доведены до постигших нас бедствий.
Ни, чада, ни (1 Цар. 2:24), говорит негде священник Илий, увещавая детей своих, согрешивших против Бога. Напротив того, зная, что легче возвратить потерянное благоденствие, нежели сохранить дарованное от Бога (ибо потерянное возвращается целомудрием, а дарованное утрачивается беспечностью), зная, что больное тело восстановляется лекарствами и воздержанием, а, восстановленное, при малом нерадении и пресыщении опять приходит в расслабление и впадает в прежние недуги, – зная все сие и внушая друг другу, приидем в самих себя и будем целомудренно располагать временем. 35. И, во-первых, братия, будем праздновать не плотским весельем, не пиршествами и пьянством; вы знаете их плод – нечистые ложа и распутство. Не будем устилать улиц цветами, умащать трапез срамом благовоний, украшать преддверий; да не освещаются дома чувственным светом, да не обращаются в дома бесчиния звуками свирелей и рукоплесканиями! Так установлено язычниками праздновать новомесячия. А мы не сим почтим Бога, не тем превознесем настоящее время, что нас недостойно, но чистотой души, светлостью ума, светильниками, озаряющими все тело Церкви, то есть божественными созерцаниями и размышлениями, возносимыми на священный свещник и освещающими всю вселенную. В сравнении с сим светом ничтожны, по моему мнению, все огни, возжигаемые у людей при частных или общественных торжествах. Есть у меня и миро, но такое, которым помазуются только священники и цари, как многосоставным и многоценным и за нас истощенным, – миро, составленное искусством великого Мироварца. О, если бы и я сподобился принести благовоние сего мира! Есть у меня и сия духовная и Божественная трапеза, которую мне уготовал Господь сопротив стужающим мне (Пс. 22:5); за ней упокоеваюсь, и веселюсь, и по насыщении не предаюсь постыдным помыслам, но усыпляю в себе всякое восстание страстей. Есть у меня и цветы, которые прекраснее и долговременнее всякого весеннего цветка, цветы нивы исполнены, юже благослови Господь (Быт. 27:27), то есть священники, благоухающие пастыри и учители, и из народа все, что есть чистого и избранного. Ими-то я желаю увенчаться и украситься, когда, по примеру святого апостола, подвигом добрым подвизаяся, течение скончаю, веру соблюду (2 Тим. 4:7). Заменим тимпаны духовными песнями, бесчинные клики и песни – псалмопением, зрелищное рукоплескание – рукоплесканием благодарственным и стройным движением рук, смех – размышлением, пьянство – мудрой беседой, шутливость – степенностью. Если же тебе, как любителю торжественных собраний и празднеств, нужно плясать – скачи, но не плясанием бесстыдной Иродиады, делом которой была смерть Крестителя, а скаканием Давида при поставлении на место кивота, которое, как думаю, было таинственным знаменованием быстрого и свободного шествования пред Богом.