11. Так она вела себя в этом отношении! Но нет слова, которое бы могло изобразить ее благоразумие и благочестие, и немного найдется подобных примеров, кроме родителей ее и по телу, и по духу. Их одних имея для себя образцом и нимало не уступая им в добродетели, в том только одном, и притом совершенно охотно, уступала, что от них заимствовала сие благо и их внутренно и пред всеми признавала началом своего просвещения. Что проницательнее было ее разума? К ее советам прибегали не только родственники, единоземцы и соседи, но и все, знавшие ее в окрестности; и ее увещания и наставления почитали для себя ненарушимым законом. Что было замысловатее ее речей, что благоразумнее ее молчания? Но поелику упомянул я о молчании, то присовокуплю, что и ей всего свойственнее, и женщинам приличнее, и настоящему времени полезнее. Какая из женщин лучше ее знала, что можно знать о Боге, как из Св. Писания, так и по собственному разуму, пребывая в собственных пределах благочестия, меньше ее говорила? А что касается до того, к чему обязана познавшая истинное благочестие, и в чем одном прекрасно – не знать насыщения, то какая из женщин украшала так храмы приношениями? И другие храмы, и сей самый храм, не знаю, требуют ли еще украшений после нее? Особенно же какая из женщин так созидала себя в живой храм Богу, какая из женщин столько уважала священников, и особенно своего сподвижника и учителя в благочестии, который имеет добрые семена – двоих детей, посвященных Богу? 12. Какая из женщин усерднее предлагала собственный дом живущим по Богу, и делала им такой прекрасный и богатый прием, и, что важнее сего, принимала их с таким почтением и благоговением? Сверх сего, какая из женщин обнаружила столько бесстрастный ум во время злостраданий и столь сострадательное сердце к бедствующим? Чья рука была щедрее для нуждающихся? И я смело обращу в похвалу ей слова Иова: дверь ее всякому приходящему отверста бе, и вне не водворяшеся странник (Иов. 31:32); она была око слепым, нога же хромым (Иов. 29:15) и мать сиротам. О милосердии ее к вдовам нужно ли говорить, разве сказать то, что плодом сего было не именоваться вдовой? Дом ее был общим пристанищем для бедных родственников, а имуществом ее пользовались все нуждающиеся не менее, как бы своей собственностью. Расточи, даде убогим (Пс. 111:9). И по непреложному и нелживому обетованию, она многое вложила в небесные житницы, много раз и в лице многих, получивших от нее благодеяния, принимала Христа. Но всего лучше то, что она не старалась заставить о себе думать выше надлежащего, а прекрасно возделывала благочестие втайне, пред Видящим тайное. И все похитила у миродержца, все перенесла в безопасные хранилища, ничего не оставила земле, кроме тела. Все променяла на надежды в будущем; одно богатство оставила детям – подражание и ревность к тем же добродетелям.
13. Таково и столь невероятно было ее великодушие! Однако же, в уповании на свою благотворительность, она не предала тела своего роскоши и необузданному сластолюбию, сему злому и терзающему псу, как случается со многими, которые милосердием к бедным думают купить себе право на роскошную жизнь и не врачуют зла добром, но вместо добра приобретают худое. О ней нельзя сказать, что хотя порабощала в себе перстное постами, однако же другому предоставляла врачевство простертий на земле, или хотя находила в этом пособие для души, однако же менее кого-либо другого ограничивала меру сна, или хотя и в этом дала себе закон, как бесплотная, однако же восклонялась на землю, когда другие проводили всю ночь в прямом положении (каковый подвиг приличен преимущественно любомудрым мужам), или хотя и в сем оказалась мужественнее не только жен, но и самых доблестных мужей, однако же что касается до мудрого возглашения псалмопений, до чтения и изъяснения Божия слова, до благовременного припамятования, до преклонения изможденных и как бы приросших к земле колен, до слезного очищения душевной скверны в сердце сокрушенном и духе смиренном, до молитвы, горе́ возносимой, до нерассеянности и парения ума, то мог бы кто-либо из мужей или жен похвалиться превосходством пред ней во всем этом или в чем-либо одном. Напротив того, как ни высоко сие, однако же справедливо может быть сказано о ней, что в ином совершенстве она соревновала, а в другом сама была предметом соревнования, одно изобрела, а другое восхитила силой, и если имела подражателей в котором-либо одном, то всех превзошла тем, что в одной себе совместила все совершенства. Она столько преуспела во всех, сколько никто другой не успел и в одном, даже посредственно. Она довела каждое совершенство до такой высоты, что вместо всех достаточно было бы и одного. 14. Какое пренебрежение к телу и одежде, цветущим единой добродетелью! Какая сила души, почти без пищи поддерживающей тело, как невещественное! Или, лучше сказать, сколько терпения в теле, еще до разлучения с душой уже умерщвленном, чтобы душа получила свободу и не стеснялась чувствами! Сколько ночей, проведенных без сна, псалмопений и стояний, продолжавшихся от одного дня до другого! Твои песни, Давид, непродолжительны только для душ верующих! Где нежность членов, распростираемых по земле и вопреки природе огрубевших? Какие источники слез, посеваемых в скорби, чтобы пожать радостью! Ночной вопль, проникающий облака и достигающий неба! Горячность духа, который в вожделении молитвы не страшится ни ночных псов, ни морозов, ни дождей, ни громов, ни града, ни мрака! Естество жены, победившее в общем подвиге спасения естество мужей и показавшее, что жена отлична от мужа не по душе, а только по телу! Чистота, как вскоре по крещении, и душа, уневещенная Христу в чистом брачном чертоге – теле! И горькое вкушение, и Ева – матерь человеческого рода и греха, и змий-соблазнитель, и смерть побеждены ее воздержанием! И истощание Христово, и образ раба, и страдание почтены ее самоумерщвлением! 15. Как мне или исчислить все ее добродетели, или, умолчав о большем их числе, лишить пользы тех, кому они неизвестны.