17. Горгония одержима была телесным недугом и тяжко страдала; болезнь была необыкновенная и странная: делалось внезапное воспаление во всем теле и как будто волнение и кипение в крови; потом кровь стыла и цепенела, в теле появлялась невероятная бледность, ум и члены расслабевали, и все сие повторялось не через продолжительное время, но иногда почти непрестанно. Болезнь казалась не человеческой; не помогали ни искусство врачей, как ни внимательно вникали они в свойство припадков, каждый отдельно и все в совокупных совещаниях, ни слезы родителей, как ни сильны бывали они часто во многом, ни общественные молитвы, прошения, совершаемые целым народом с таким усердием, как будто бы каждый молился о собственном своем спасении; и действительно, ее спасение было спасением для всех, равно как ее злострадания в болезни – общим страданием. 18. Что же предпринимает сия великая и высоких наград достойная душа? Какое изобретает врачевство от болезни? Ибо в сем заключается уже тайна. Отвергнув все другие пособия, она прибегает ко Врачу всех и, воспользовавшись темнотой ночи, когда болезнь ее несколько облегчилась, припадает с верой к жертвеннику, громогласно взывая к Чествуемому на нем, нарицая Его всеми именами и воспоминая о всех когда-либо бывших чудесах Его (как знавшая и ветхозаветные, и новозаветные сказания). Наконец, отваживается на некоторое благочестивое и прекрасное дерзновение, подражает жене, иссушившей ток крови прикосновением к краю риз Христовых, и что делает. Приложивши к жертвеннику главу свою с таким же воплем и столько же обильными слезами, как древле омывшая ноги Христовы, дает обет не отойти, пока не получит здравия; потом, помазавши все тело сим врачевством своего изобретения, что могла рука собрать вместообразных честного Тела и Крови, смешавши то со своими слезами, (какое чудо!) немедленно отходит, ощутив в себе исцеление, получив облегчение в теле, сердце и уме, приняв в награду за упование исполнение упования и крепостью духа приобретши крепость телесную. Велико сие подлинно, однако же не ложно; да верит сему всякий, и здравый и болящий, один для сохранения, другой для получения здравия! А что мое повествование не хвастовство, сие видно из того, что я, молчав при жизни ее, открыл теперь; и, будьте уверены, даже и ныне не объявил бы, если бы не воспрещал мне страх скрывать такое чудо от верных и неверных, от современников и потомков.
19. Такова была жизнь ее! Но гораздо большую часть прешел я молчанием для соразмерности слова и из опасения показаться не знающим меры в похвалах ей. Но, конечно, я не оказал бы должного уважения ее святой и славной кончине, если бы не упомянул о прекрасных обстоятельствах оной, тем более что Горгония с таким желанием и нетерпением ожидала себе смерти. Упомяну же о сем как можно короче. Она сильно желала разрешиться (ибо много имела дерзновения к Зовущему) и быть со Христом предпочитала всему на земле. И никто, при всей страсти и необузданности, не любит так своей плоти, как она, свергнув с себя сии узы и став выше сего брения, в котором проводим жизнь, желала вполне соединиться с Вожделенным и всецело воспринять Возлюбленного (присовокуплю еще) и Возлюбившего ее, Который ныне озаряет нас немногими лучами Своего света, чтобы только могли мы понимать, с Кем разлучены. Не тщетным остается ее желание, столь божественное и высокое, но, что еще более, она предвкушает желаемое благо в предведении после продолжительного бдения, вознагражденного одним из самых приятных снов, и видением, в котором, по устроению Божию, предназначен ей срок и даже открыт самый день отшествия, чтобы она уготовилась и не смутилась (Пс. 118:60). 20. Итак, для нее готова была благодать очищения и освящения, которую все мы получили от Бога, как общий дар и основание новой жизни, или, лучше сказать, вся жизнь была для нее очищением и освящением. И хотя дар возрождения приняла она от Духа, но безопасное соблюдение сего дара было приуготовано прежней жизнью. Дерзну даже сказать, что самое таинство было для нее не новым дарованием, а только печатью. Ко всему этому старалась она присовокупить еще освящение своего мужа. (Хотите ли, чтобы я изобразил его вам кратко? Это был муж Горгонии, и не знаю, нужно ли что говорить о нем кроме сего.) Она заботилась, чтобы целое тело посвящено было Богу и чтобы не преселиться ей отселе, когда совершенна одна только половина ее самой, а некоторая часть остается еще несовершенной. И сие моление ее не оставлено без исполнения Творящим волю боящихся Его и Приводящим к концу прошения их. 21. А когда же все устроилось по ее намерению, ни одно из желаний не оставалось без исполнения и назначенный день приближался, тогда она начинает готовиться к смерти и отшествию и в исполнение общего для сего устава возлегает на одр. Потом, передавши последнюю волю свою мужу, детям и друзьям, как прилично было жене, приверженной к мужу, чадолюбивой и братолюбивой, после любомудренной беседы о будущей жизни и день своей кончины соделавши днем торжества, она усыпает, хотя не исполнив дней человеческого века, чего и не желала, зная, что продолжительная жизнь бесполезна для нее самой и большей частью бывает предана персти и заблуждению, но столько преисполненная дней по Богу, сколько, не знаю, бывает ли кто исполнен из умирающих в глубокой старости и совершивших на земле многие годы. Так она разрешается или, лучше сказать, вземлется, отлетает, преселяется и немногим предваряет тело.