Страшна сия брань, велико ополчение, и победа велика! Если для сего мы собрались, или стекаемся, то подлинно угодно Христу наше празднество, действительно почтили или почтим мучеников, истинно победные составляем лики. Если же имеем в виду угодить прихотям чрева, предаться временным забавам, внести сюда удобоистощимое, думаем найти здесь место для пьянства, а не для целомудрия и время для купли и дел житейских, а не для восхождения и (осмелюсь так сказать) обожения, к которому служат нам посредниками мученики, то, во-первых, не знаю, благовременно ли это. Ибо какое сравнение соломы с пшеницей, плотских забав с подвигами мучеников? Первые приличны зрелищам, а последние – моим собраниям. Первые свойственны развратным, а последние – целомудренным; первые – плотоугодникам, последние – отрешившимся от тела. А потом хотел бы я сказать нечто более смелое, но удерживаюсь от злоречия из уважения к дню; по крайней мере скажу (это будет гораздо скромнее), что не сего требуют от нас мученики.
6. Итак, братия, не будем святого совершать нечисто, высокого – низко, честного – бесчестно и, кратко сказать, духовного – по земному. Торжествует и иудей, но по букве; празднует и эллин, но в угождение демонам; а у нас как все духовно: действие, движение, желание, слова, даже походка, и одеяние, даже мановение, потому что ум на все простирается и во всем образует человека по Богу; так духовно и торжествование и веселие. Не запрещаю давать себе и прохладу, но пресекаю неумеренность. Если же духовно собираемся и празднуем память мучеников, то хотя много сказать, чтобы мы сами получили за сие одинаковые с ними награды и наследовали ту же славу (ибо, как думаю, для очищенных кровью и подражающих жертве Христовой святых мучеников соблюдается то, чего око не видало, ухо не слыхало и не воображал ум человеческий, свободно созидающий в себе представление о блаженстве), по крайней мере (что, как я утверждаю, также не маловажно), увидим светлость святых мучеников, внидем в радость того же Господа и, сколько знаю, яснее и чище просветимся светом блаженной, начальной Троицы, в Которую мы уверовали, Которой служим и Которую исповедуем перед Богом и людьми, нимало не страшась и не стыдясь ни внешних врагов, ни встречающихся между нами лжехристиан и противников Духа. И о если бы нам до последнего издыхания с великим дерзновением соблюсти сей прекрасный залог святых отцов, живших ближе ко Христу и к первоначальной вере, – сие исповедание, в котором из детства мы воспитаны, которое прежде всего научились произносить, и с ним, наконец, переселиться из сей жизни, взяв с собой отсюда не другое что, как одно благочестие! Бог же мира, крестом примиривший с Собой нас, соделавшихся Его врагами через грех, благовествовавший мир и ближним и дальним (Еф. 2:17), находящимся под законом и вне закона, Отец любви и Любовь (ибо сими преимущественно именами угодно Ему именоваться, чтобы самыми именованиями предписывать нам братолюбие), давший новую заповедь – столько любить друг друга, сколько мы сами Им возлюблены (Ин. 13:34), позволяющий делать доброе насилие и терпеть оное по страху, благоразумно уступать и иметь также дерзновение с разумом, усовершающий великие паствы и малые увеличивающий благодатью, – Он Сам, по множеству благости Своей, да утешит нас утешением многим и да ведет нас вперед, пася с нами и спасая стадо; а вас да совершит на всякое дело благое, да наставит духовно торжествовать в честь мучеников, да удостоит насладиться там, где обитель всех веселящихся, и, когда явитесь в правде, да насытит вас видением Своей славы, созерцаемой во Христе Иисусе, Господе нашем. Ему слава и держава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.
СЛОВО 12,
сказанное отцу, когда сей поручил ему попечение о Назианзской Церкви
1. Уста моя отверзох, и привлекох Дух (Пс. 118:131). Духу предаю все свое и себя самого, и дело и слово, и бездействие и молчание, только да обладает Он мной, да водит меня, да направляет руку, ум и язык, к чему должно и к чему хочет; а также и да отводит, от чего удаляться и должно, и для меня лучше. Я орган Божий, орган словесный, который настроил и в который ударяет добрый Художник – Дух. Вчера располагал Он к молчанию, и моим любомудрием было не говорить. Ныне ударяет в ум, и я изглашу слово, моим любомудрием будет говорить. Я не так многоречив, чтобы пожелал говорить, когда заставляют молчать, и не так молчалив и малоучен, чтобы во время, приличное для слова, стал полагать хранение устам; напротив того, и заключаю и отверзаю дверь мою (Пс. 140:3) Уму, Слову и Духу, единому естеству и Божеству. 2. Итак, буду говорить, потому что имею на сие повеление. Говорить же буду сему доброму пастырю и вам, священная паства, что, по моему рассуждению, лучше и мне ныне сказать, и вам слышать.