От сего произошли в душе и боязни, и страхи, и наслаждения, и мысли, свойственные смертному. Душа, не желая оставить вожделений, боится смерти и разлучения с телом; и опять-таки, вожделея и не достигая подобного [прежнему наслаждения], научается убивать и творить несправедливость. А почему она так поступает, будет уместно объяснить по мере сил.
4. Уклонившись от созерцания умопостигаемого, употребляя во зло отдельные телесные способности, услаждаясь рассматриванием тела, замечая, что удовольствие для нее есть нечто доброе, душа в обольщении своем злоупотребила наименованием «добро» и подумала, что удовольствие есть само действительное добро; как и человек, помешавшийся в уме, просит меч для [того, чтобы поразить] встречных и думает о себе, что поступает в этом благоразумно.[166] Получив же удовольствие, душа начала различными способами воспроизводить его, потому что, будучи по природе деятельной,[167] хотя и отвращается от доброго, однако же не прекращает своей деятельности и потому обращает свою деятельность уже не на добродетель и не на то, чтобы созерцать Бога, но, помышляя о не-сущем,[168] употребляет способности свои превратно, пользуясь ими для измышленных ею вожделений, поскольку сотворена самовластной.[169] Ибо она может как склоняться к добру, так и отвращаться от добра; отвращаясь же от добра, непременно помышляет противное ему. Но не может [она] вовсе прекратить свою деятельность,[170] будучи, как сказано выше, деятельной по природе, и, сознавая свою самовластность, видит в себе способность употреблять телесные члены на то и на другое: и на сущее, и на не-сущее. Сущее же – добро, а не-сущее – зло. Я сущее называю добром, по-скольку оно имеет для себя образцы в сущем Боге, а не-сущее называю злом, поскольку не-сущее изобретается человеческими измышлениями.[171] Тело имеет глаза, чтобы взирать на тварь и из примечаемого в ней стройного порядка познавать Создателя. У него есть слух для слышания Божиих словес и Божиих законов. У него есть руки для произведения ими необходимого и для молитвенного воздеяния их к Богу. Но душа, уклонившись от созерцания того, что – добро, и от обращения к нему своей деятельности, в заблуждении своем обращает ее [деятельность] уже на противоположное. Потом, как сказано выше, видя свои способности и злоупотребляя ими, воображает, [Col. 12] что может обратить и телесные члены на противоположное. Посему вместо того, чтобы рассматривать тварь, обращает она свои глаза на вожделения, доказывая этим, что и это ей возможно; и думает, что, однажды устремив свою деятельность, сохраняет она свое достоинство и не погрешает, делая, что можно; не знает же, что сотворена не просто устремлять свою деятельность, но устремлять, на что должно. Посему-то и апостольское слово заповедует: Все мне позволительно, но не все полезно (1 Кор. 10:23).
5. Но человеческая дерзость, имея в виду не то, что полезно и прилично, а что возможно, начала делать противоположное. Потому и руки подвигнув на противное, стала ими убивать, и слух употребила на преслушание, и иные члены вместо законного чадородия – на прелюбодеяния, язык вместо благословений она употребляет на проклятия, оскорбления и клятвопреступления, опять же и руки – на воровство и на то, чтобы бить подобных [себе] человеков, и обоняние – на разнообразие благовоний, возбуждающих к похотливости, и ноги – на быстроту излияти кровь (Притч. 1:16), и чрево – на пьянство и пресыщение без меры.
167
169
Т. е. со свободой волей. Греч. αὐτεξούσιος – термин из стоической философии. Христианские предшественники свт. Афанасия, выступая против фатализма стоиков, эпикурейцев, гностиков или астрологов, настойчиво утверждали, что человеческая душа, как и Ангелы и демоны, свободна. См.:
171
Свт. Афанасий имеет в виду, что все сотворенное Богом имеет свои умопостигаемые идеальные образцы в Божественном уме, но зла Бог не замышлял. –