15. Пусть художник смастерил бы им богов, не придав [этим богам] никакого образа, чтобы не иметь им явного обличения в несмысленности! Скрыли бы они от людей простых и возможность предположения, что идолы чувствуют, не будь у идолов указания на чувства, как то: глаз, ноздрей, ушей, рук, уст, остающихся в бездействии, так что не могут воспользоваться чувством и насладиться чувствуемым. Теперь же, имея их, в то же время и не имеют; стоя, не стоят; сидя, не сидят, потому что не действуют ими, но, какое положение захотел дать им смастеривший, в таком и пребывают неподвижно, не представляя в себе ни одного признака божественности, но оставаясь совершенно неодушевленными и только от искусства человеческого принявшими свой вид.
Пусть также провозвестники и прорицатели таковых лжебогов, я имею в виду поэтов и писателей, просто написали бы, что они – боги, а не описывали бы их деяний в обличение их безбожия и срамного жития! Одним именем божества могли бы они скрыть истину, лучше же сказать, отвратить многих от истины. Теперь же, повествуя о любовных похождениях и непотребствах Зевса, о деторастлении других [богов], сладострастной похотливости на женский пол, страхе и робости и об иных пороках, делают не что иное, как изобличают самих себя, что повествуют они не о богах, но слагают свои басни о людях – не о честных, а о гнусных и далеких от добра.
16. Но, может быть, злочестивые укажут в этом случае на свойство поэтов, говоря, что отличительная черта поэтов – изображать несуществующее [Col. 33] и лгать, слагая басни для удовольствия слушателей. Посему-то, скажут, сложили они их и о богах. Но предлог этот всего более для них ненадежен, как будет доказано это тем самым мнением, какое имеют и предлагают они о богах. Ибо если у стихотворцев всё – вымыслы и ложь, то ложно будет и само именование [«бог»], когда говорится о Зевсе, Кроносе, Гере, Аресе и других. Может быть, как говорят они, вымышлены и имена и вовсе нет ни Зевса, ни Кроноса, ни Ареса; поэты же для обольщения слушателей изображают их как существующих. Но если поэтами вымышлены боги, которых нет, то почему же поклоняются им, как существующим? Или, может быть, скажут еще, что имена поэтами не вымышлены, деяния же приписаны богам ложно. Но и это не более надежно для их оправдания. Ибо если солгали они о деяниях, то, без сомнения, солгали и об именах тех, чьи деяния описывались. А если соблюдена ими истина в отношении имен, то, по необходимости, соблюдена и в отношении деяний. С другой стороны, сложившие миф о том, что они боги, верно знали, что и делать должно богам, и не стали бы приписывать богам человеческих понятий, как никто не припишет воде действий огня, потому что огонь жжет, а вода, напротив, по сущности своей холодна. Посему если деяния достойны богов, то и деятели будут богами. Если же людям, и людям недобрым, свойственно прелюбодействовать и делать все вышеперечисленное, то и делавшие это будут людьми, а не богами, потому что сущность и деяния должны соответствовать друг другу, чтобы образ действия свидетельствовал о том, кто действовал, и деяние могло бы быть познано по сущности. Кто рассуждает о воде и огне и описывает образ их действия, тот не скажет, что вода жжет, а огонь охлаждает. И если кто поведет речь о солнце и земле, то не станет утверждать, что земля светит, а солнце произращает травы и плоды, напротив того – утверждая это, он превзошел бы всякую меру безумия. Так и их [языческие] писатели, особенно же наибольший из всех поэтов,[204] если бы знали, что Зевс и другие суть боги, то не приписали бы им таких деяний, которые обличают в том, что они не боги, а, напротив того, люди, и люди нецеломудренные.[205] Или если они солгали, как это делают поэты, и ты уличаешь их в этом, то почему же не солгали они, говоря о мужестве героев, и вместо мужества не изобразили немощь, а вместо немощи – мужество? Как лгали они о Зевсе и Гере, так надлежало им уличать Ахилла в недостатке мужества, дивиться же силе Терситовой, Одиссея оклеветать в неблагоразумии, изобразить Несторово малоумие, сложить басню о женоподобных деяниях Диомеда [Col. 36] и Гектора и о мужестве Гекубы, потому что поэтам, как утверждают они, должно все вымышлять и лгать. Теперь же, говоря о людях, соблюли они истину, но не побоялись оклеветать так называемых богов. Кто-нибудь из них скажет следующее: стихотворцы лгут, говоря о непотребных деяниях богов, а в похвалах, когда Зевса называют отцом богов, верховным, олимпийским и царствующим на небе, они не выдумывают, а говорят истину. Но не я один, а всякий другой может доказать, что это рассуждение свидетельствует против них, потому что опять же из прежних доводов в укор им обнаружится истина. Деяния изобличают, что они – люди, а похвалы – выше человеческой природы. Но то и другое не согласуется между собой: и небожителям не свойственно делать подобные дела, и о делающих подобные дела никто не предположит, что они – боги.