22. Скажет кто-нибудь: надлежало укрыться от злоумышления иудеев, чтобы тело Свое сохранить совершенно бессмертным. Пусть слышит таковой, что и это не приличествовало Господу – Слову Божию, истинной Жизни: как не приличествовало Самому нанести смерть телу Своему, так и не подобало избегать смерти, наносимой другими, <P. 346> но преследовать смерть до истребления. Посему справедливо поступил Господь, [Col. 136] что не сложил с Себя тела Сам, а также и не избегал злоумышляющих иудеев.[297] Такое дело не немощь показывало в Слове, а, напротив того, давало уразуметь в Нем Спасителя и Жизнь, потому что ожидал смерти, чтобы ее истребить, и наносимой Ему смерти спешил положить конец для спасения всех. Сверх того, Спаситель пришел положить конец не Своей смерти, но смерти всех людей; посему не собственной смертью сложил с Себя тело, поскольку Он, как Жизнь, не имел ее, но принял смерть от людей, чтобы и эту смерть, прикоснувшуюся к Его телу, истребить совершенно.
Притом и из следующего можно видеть, почему Господне тело имело таковую кончину. У Господа главной целью было воскресение тела, которое собирался Он совершить, ибо знамением победы над смертью было бы всем показать оное, всех уверить, что совершено Им уничтожение тления и даровано уже нетление телам. И как бы всем в залог этого нетления и как признак будущего для всех Воскресения соблюл Он тело Свое нетленным. Посему если бы тело пострадало от болезни и Слово на виду всех разрешилось от тела, <P. 348> то Врачующему болезни других не приличествовало бы не позаботиться о собственном Своем орудии, изнуряемом болезнями. Как поверили бы, что отгонял Он немощи других, если бы изнемог у Него собственный храм? Или стали бы смеяться, что не может удалить от Себя болезни, или сочли бы нечеловеколюбивым к другим, потому что может и не делает.
23. А если бы без какой-либо болезни, без какого-либо страдания, где-либо наедине тайно или в пустынном месте, либо в доме, либо где бы то ни было сокрыл Он тело и потом, опять внезапно явившись, сказал о Себе, что воскрес из мертвых, то все сочли бы это басней и слову Его о воскресении не поверили бы, тем более что вовсе не было бы свидетельствующего о смерти Его. Воскресению должна предшествовать смерть, потому что без предшествовавшей смерти не было бы и воскресения. Посему если бы смерть тела приключилась где-либо втайне, то, поскольку смерть была бы невидима и совершилась не при свидетелях, то и воскресение тела было бы неявно и не засвидетельствовано. И почему бы, воскресши, стал проповедовать о воскресении, когда смерти попустил совершиться неявно? Или почему бы, когда на виду у всех изгонял бесов (Мк. 1:34), слепому от рождения возвратил зрение (Ин. 9:7) и воду претворил в вино (Ин. 4:46), удостоверяя тем, что Он – Божие Слово, не показать на виду у всех, что смертное нетленно, в удостоверение того, что Он – Жизнь? И как ученики Его возымели бы дерзновение проповедовать воскресение, не имея права сказать, <P. 350> что прежде Он умер? Или как поверили бы им, когда бы стали утверждать, что сперва была смерть, а потом воскресение, если бы не имели свидетелями смерти тех самых, перед кем с дерзновением утверждали это? Если и в том случае, [Col. 137] когда и смерть и воскресение совершились на виду у всех, тогдашние фарисеи не хотели верить, но даже и видевших воскресение принуждали отрицать его (Мф. 26:11–15), то, без сомнения, если бы совершилось это скрытно, – сколько придумали бы предлогов к неверию![298] Как же показаны были бы и конец смерти, и победа над нею, если бы не на виду у всех, призвав смерть, обличил ее, что она уже мертва, истощенная нетлением тела?
24. Но нужно предупредить нам своим ответом то, что могут сказать другие. Ибо скажут, может быть, и это: «Если смерти Его надлежало совершиться на виду у всех и быть засвидетельствованной, чтобы поверили и слову о воскресении, то надлежало придумать хотя бы славную смерть, чтобы избежать по крайней мере бесчестия креста». Но если бы Он так поступил, то дал бы [повод] подозревать Себя в том, что имеет силу не над всякой смертью, а только над той, которую придумал для Себя, и тем был бы опять не меньший предлог к неверию в воскресение. Посему-то не от Него, но по злоумышлению приключилась телу смерть, чтобы Спасителю истребить ту самую смерть, которую люди причинили Ему. <P. 352> И как доблестный борец,[299] великий и разумом,[300] и мужеством, не сам себе избирает противников, чтобы не дать [повода] к подозрению, будто бы иных страшится, но предоставляет это власти зрителей [301] (особенно если они враждебны по отношению к нему), чтобы, низложив того, кто будет противопоставлен ему, удостоверить в своем превосходстве всех, – так и Жизнь всех, Господь и Спаситель наш Христос, не от Себя придумал смерть телу, чтобы не показаться боящимся другой какой-нибудь [смерти], но, приняв смерть от других, и именно от врагов, какую они почли ужасной, бесчестной и ненавистной, такую и претерпел на кресте, чтобы, и ее низложив, о Себе удостоверить, что Он есть Жизнь, державу же смерти <P. 354> упразднить совершенно. И совершилось весьма чудное и необычайное дело: замыслили для Него смерть бесчестную, но она-то и послужила знамением победы над самой смертью. Потому-то Он не претерпел Иоанновой смерти через усекновение главы (Мф. 14:8–11), не был перепилен (Евр. 11:37), как Исаия, чтобы и в смерти сохранить тело неразделенным и всецелым, и потому, чтобы у желающих разделять Церковь и предлога не было [для того].
297
В ряде рукописей вместо фрагмента, заканчивающегося здесь, а начинающегося выше словами: «Но почему же и смерти не воспретил так же, как и болезни?», стоит следующий текст: «Поэтому Он принес Свое тело [в жертву] не через собственную смерть, но причиненную другими. Но почему Он не скрылся от злоумышления иудеев? Чтобы храм (разночтение: “чтобы тело храмом”) вообще бессмертным сохранить, потому что и это не подобало Господу [то есть иметь Свое тело умершим окончательно и без воскресения. –
299
Использование спортивных метафор в духовной области хотя и встречалось в нехристианской литературе (см., например, у Платона, стоиков, Филона и Плотина), но развито было в христианстве, например у св. апостола Павла (1 Кор. 9:24–26), а также у Климента Александрийского (Педагог, 12), св. Мефодия Олимпийского (Пир десяти дев, 11), Евсевия Кесарийского (Церковная история, VI). См.: SC. № 199. P. 353–354. –