Справедливо будет спросить у них: Слово, будучи в Боге, было ли совершенно, так что могло и творить? Если, будучи в Боге, Оно было несовершенно, родившись же, стало совершенным, то мы становимся причиной Его совершенства, потому что Оно рождено ради нас. Ибо ради нас получило возможность творить. А если Оно было в Боге совершенным, так что могло и творить, то излишним было бы Его рождение, потому что, и будучи в Отце, могло Оно созидать. А посему не рождается ли Оно или рождается – это не для нас, но потому, что всегда Оно от Отца. Рождением Его показывается не наше создание, но бытие Его от Бога, потому что было Оно и еще прежде нашего создания.
12. Умствования еретиков окажутся столько же дерзкими и в отношении Отца. Если Отец не мог творить молча, то необходимо заключить, что, родив, то есть высказав, воспринял Он силу. Но откуда же воспринял и для чего? Если же мог творить, в Себе еще имея Слово, то напрасно рождает, имея возможность творить и молча. Притом если Слово до рождения было в Боге, то следует, что рождено Оно вовне и стало вне Бога. А если допустить это, то почему же говорит ныне: Я в Отце, и Отец во Мне (Ин. 14:10)? Если ныне Оно в Отце, то следует, что всегда было в Отце, как и ныне, и напрасно говорят, что для нас Оно рождается, после же нас возвращается, чтобы Ему быть, чем и было; потому что и прежде не было тем, что не есть теперь, и теперь не есть то, чем не было прежде. Напротив того, Слово так и есть, как всегда было, имея все то же и в той же мере, иначе окажется несовершенным и изменяемым. Ибо если чем было, [Col. 484] тем после будет как не являющееся этим теперь, то явно, что теперь Оно не то, чем было и будет, то есть если прежде было в Боге и после опять будет в Боге же, то явно, что теперь нет в Боге Слова. Но их изобличает Господь, говоря: Я в Отце, и Отец во Мне (Ин. 14:10). Так Он и теперь, как был всегда. А если так и ныне, как был всегда, то явно невозможно, чтобы иногда Он рождался, а иногда нет, чтобы иногда было в Боге безмолвие, иногда же Бог говорил. Напротив того, всегда есть Отец и Сын, Отчее Слово, не по имени только Слово, Слово не по примышлению (κατ’ ἐπίνοιαν), но действительно есть Сын, единосущный Отцу и не ради нас рожденный, потому что мы ради Него получили бытие. А если Он ради нас рожден, и благодаря рождению Его мы созданы, и Его рождением состоялась тварь, возвратится же, чтобы Ему быть тем, чем был прежде, то, во-первых, Родившийся опять будет нерожденным. Ибо если происхождение Его есть рождение, то возвращение есть прекращение рождения. Как скоро будет Он в Боге – Бог снова умолкнет. Если же умолкнет, снова будет то же, что было при Его молчании, – безмолвие, а не тварь; следовательно, тварь получит конец. Как с происхождением Слова тварь получила бытие и осуществилась, так с возвращением Слова тварь перестанет существовать. Какая же была нужда приходить в бытие, если прекратится? Или почему и глаголал Бог, чтобы после умолкнуть? Для чего и рождал Того, Чье рождение хотел прекратить? Что же будет опять? Неизвестно. Или навсегда умолкнет, или снова родит и измыслит новую тварь, потому что не будет творить ту же (иначе могла бы оставаться получившая бытие), но сотворит другую, а следственно, и эту прекратит, измыслит же еще новую, и так до бесконечности.
13. Это же, может быть, Савеллий заимствовал у стоиков, утверждающих, что Бог сжимается и также вместе с тварью распростирается и безмерно покоится. Ибо расширяющееся расширяется из стеснения, и распростирающееся распростирается, будучи сперва сжато, и пребывает тем же; более же ничто не подпадает страданию. Посему если расширившаяся Единица сделалась Троицей, Единица же есть Отец, а Троица – Отец, Сын и Святой Дух, то, во-первых, расширившаяся Единица претерпела страдание [111] и сделалась, [Col. 485] Такой, Какою не была, потому что расширилась, не быв прежде расширенной. А потом если самая Единица расширилась в Троицу, Троица же есть Отец и Сын и Святой Дух, то следует, по словам Савеллия, что Сам Отец сделался и Сыном, и Духом, разве только именуемая Савеллием Единица есть нечто иное по сравнению с Отцом. В таком же случае должно было сказать, что Единица не расширилась, но произвела трех, так что сперва – Единица, а потом – и Отец, и Сын, и Дух. Ибо если бы Она Сама расширилась и распростерла Себя, то осталась бы тем же, что было распростерто. Но Троица уже нерасширившаяся Единица; будучи Единицей, Она не была еще Троицей. Следовательно, Отец, будучи Отцом, не был Сыном и Духом; сделавшись же Ими, не есть уже только Отец. А иной в насмешку назовет это Божиим телом, вводя подверженного претерпеванию Бога. Ибо что значит расширение – не претерпевание ли расширяемого? Или что такое расширенное – не то ли, что прежде было не расширено, но стеснено? Ибо это есть одно и то же и различается само с собою только временем.