В феврале 1947 года Картель Даниэля Паркера подает в суд на автора романа “Я приду плюнуть на ваши могилы”, обвиняя его в нанесении ущерба общественной морали и нарушении закона о семье и браке. Виан пытается убедить читателей в реальном существовании Салливена и пишет новый роман о белокожем метисе — “Мертвые все одного цвета”. Главный герой (ну как тут не удержаться от мести?) — Дэн Паркер. Кроме того, Виан переводит “Я приду плюнуть…” на английский. Все напрасно: он уже разбудил фурий. Имя Виана становится одиозным. 29 апреля происходит событие, в котором косвенно опять оказывается замешан Виан: в одной из парижских гостиниц мужчина убивает свою любовницу, а потом скрывается, чтобы покончить с собой. Все бы ничего, но молодая женщина задушена, а рядом на кровати лежит роман Салливена, раскрытый на сцене аналогичного убийства. Парижане мгновенно забыли про Миллера и бросились читать ужасную книгу. “Скорпион” затеял переиздание. Картель Паркера возобновил судебное преследование, сумев привлечь на свою сторону Ассоциацию ветеранов войны 1914 года. В невиновность Бориса не верит даже его адвокат. Не действует и написанная Вианом статья “Я не убийца”, в которой он, подкрепляя свои доводы примерами из литературы, доказывает, что всякий писатель имеет право на вымысел и не в ответе за возможную реакцию читателей.
Скандальная слава, похоже, пришлась Борису по вкусу. Ни на какое “разумное” поведение он, вероятно, способен не был. Поэтому, продолжая дразнить Паркера, в 1948 году он пишет трехактную пьесу “Я приду плюнуть на ваши могилы” и подписывает ее своим именем. Пьеса оживает на сцене в апреле того же года. Акценты в спектакле смещены от эротики в сторону бесправного положения негров в Америке, но ярлык “порнографии” настолько прочно прирос к названию, что в афишах название пьесы стыдливо опускается, указаны только автор и тема.
Если верить газетам, постановка спектакля тоже не обошлась без курьезов. “Самди суар” от 16 марта 1948 г. пишет следующее:
В третьем акте “Я приду плюнуть на ваши могилы”, как известно, речь идет о сексуальной мести чернокожего. Так вот, этот третий акт пропал бесследно. Сожалеть приходится не только об исчезновении текста, но и об исчезновении машинистки, которая его печатала. <…> Паскуали (режиссер) вызвал автора. Борис Виан прибежал на зов в полной растерянности.
— Финал пьесы пропал! — посетовал он. — Я передал рукопись третьего акта знакомой. Она должна была его перепечатать. И все никак не отдавала. Тогда я пришел к ней сам, и ее муж рассказал мне, что она сбежала с негром. А мой текст исчез.
Устав сопротивляться, Борис в конце концов сознался, что автор скандального романа он сам, и даже повторил это в суде. Ему грозили два года лишения свободы, штраф в триста тысяч франков и запрещение книги. Дело передали опытному адвокату, и тот сумел свести наказание к уплате ста тысяч франков штрафа; правда, тянулось все это до мая 1950-го. Ничего удивительного, потому что Салливен не успокаивался: в 1948-м он написал “Уничтожим всех уродов” (самая талантливая вещь этого мифического писателя), а в 1950-м — “Женщинам не понять”. Через три года состоялся новый суд, на этот раз Виана приговорили к двум неделям лишения свободы… с тем чтобы тут же объявить о помиловании.
“Осень в Пекине” была опубликована “Скорпионом” в 1947-м, но отклика никакого не вызвала: на фоне Салливена она выглядела пресной.
Артистическая судьба Виана складывалась куда счастливей писательской. Во-первых, литературные скандалы привлекли к нему внимание и симпатию публики и у него появилось большое количество поклонников и поклонниц. Во-вторых, в Сен-Жермен-де-Пре обнаружились подвалы — обыкновенные подвалы, в которых когда-то хранили вино или старую мебель и про которые давно все забыли. Не желая участвовать в претенциозных и скучных развлечениях “взрослого” общества, молодежь облюбовала эти погребки, чтобы развлекаться по-своему.
История сен-жерменских подвалов 45— 50-х годов, — читаем мы во французском путеводителе по кварталу, — это история нескольких десятков заведений, неотделимая от легенды целого поколения. Завсегдатаи кафе, баров и ресторанов в те годы находили джаз слишком шумным, и молодым музыкантам пришлось спрятаться в подвалы. Собственно говоря, подвалов как таковых было совсем немного: “Табу”, “Клуб Сен-Жермен”, “Квод либет”, “Клуб Вьё Коломбье”, “Красная роза” и еще несколько. История одного из них, “Табу”, особенно замечательна и богата событиями.
Первым парижским подвальчиком такого рода был “Лорианте” и находился он не в Сен-Жермен, а в Латинском квартале. Официальное открытие состоялось в июне 1946-го; хозяин пригласил к себе Виана и кларнетиста Клода Лютера, и в течение нескольких месяцев они играли там каждый вечер; потом Борис ушел в “Табу”, а Лютер остался и превратил прежний винный погреб в “храм новоорлеанского джаза”.