В силе духа вахмистру было не отказать — он сумел-таки вскинуть руку с молотом, но омнибот перехватил её, поймав в захват, и подсёк ноги врагу. Багровый робот дрался с ловкостью опытного рукопашного бойца. Машина Рамера с грохотом рухнула наземь, окутавшись клубами пара. Сочетание молота и огнемёта было далеко не лучшим, хотя и эффективным решением. Паровой котёл, нагнетающий давление в руке робота, взорвался, разбросав на десятки метров стальные обломки и струи плазмы из рванувшего следом реактора.
Гостегард с Гисреком попятились от этого огненного ада, в котором, был уверен лейтенант, никто не может выжить. Даже омниботу, какие бы небылицы про них не говорили, такое не под силу.
Когда кулак омнибота пробил нагрудную бронепластину робота Гисрека и вышел из спины, лейтенант вынужден был изменить своё мнение. Омнибот вырвался из сгустка пламени и пара, оставшегося от машины Рамера, и одним стремительным ударом уничтожил робота Гисрека, прикончив заодно и пилота. Гостегард замер, глядя на стекающие со стальных пальцем омнибота капли плазмы, крови реактора. Одним ударом тот пробил боевую машину насквозь. А о таком не говорили даже самые записные болтуны. Омниботов, как багровый убийца, стоящий перед ним, просто не бывает.
Но вот он освободил руку, и обернулся к лейтенанту. Красная щель визора почти не видна на багровом забрале омнибота, однако Гостегард мог поклясться на чём угодно, что тот смотрит сейчас прямо на него. Пилот и машина омнибота единое целое, и в их взгляде Гостегард читал лишь одно — свою смерть.
Он успел дать короткую очередь, но нервы сдали — снаряды из винтовки летели куда угодно, только не во вражескую машину. А тот сократил дистанцию привычным скачком, и вырвал оружие из рук робота Гостегарда. Лейтенант попытался защищаться — он и сам неплохо владел приёмами рукопашного боя. Как и всех кадетов Югенда его учили не только стрелять, но и драться — в том числе и без оружия. Но на его слабую попытку противник ответил привычно быстро и жестоко.
Через минуту дисплей в кабине робота был разбит, сама машина почти не слушалась рукояток управления, на треснувшей панели мигали почти все аварийные маячки, а те, что не горели были попросту разбиты. Сам лейтенант висел на ремнях пристёгнутый к креслу. По лицу его стекала кровь из разбитой брови. И всё равно он нашёл силы поднять робота и встать в боевую стойку.
Три стремительных удара — в грудь, в живот, снова в грудь — заставили его покачнуться. От четвёртого он закрылся скрещёнными руками. На контратаку не хватило ни сил, ни времени. Робот отзывался на движение рукояток управления всё хуже и хуже. Колено омнибота врезалось в бок, круша броню. Машина Гостегарда упала на землю. Он поднял голову, но лишь для того, чтобы увидеть на треснувшем дисплее летящую прямо в него стопу.
Первым, что увидел Фей, открыв глаза, было лицо малышки Мидори. Она сидела над ним, пристально вглядываясь, как будто знала, что он скоро должен прийти в себя. Он тут же попытался сесть, но девочка удержала его, положив руку на грудь. Только тогда Фей понял, насколько слаб — даже пятилетнему ребёнку оказалось под силу удержать его в постели.
Мидори ушла, а через минут пять, не больше, явился сам доктор Узумо. Он молча склонился на Феем, зачем-то включил мощную лампу, отчего юноша скривился, однако доктор жестом велел ему не закрывать глаз.
— Это важно, — только и сказал он, и тон его был таким, что Фею оставалось только морщиться от бьющих в лицо лучей. Спорить с Цитаном, когда он говорит так, было попросту бесполезно. — Всё в порядке, — заявил, наконец, доктор, выключая лампу.
— Но я же не могу и пальцем шевельнуть, — возразил Фей, и стоило ему заговорить, как он понял, что язык едва ворочается во рту. Произносить слова членораздельно было очень тяжко.
— Слабость скоро пройдёт, — ответил доктор. — Тебе нужно ещё немного поспать, и завтра утром будешь, как новенький. Гарантирую.