Поставив чемоданы, Элизабет-Энн коснулась своего кулона. Внимательно она оглядела холл, отметив и блестящие мраморные стены, прожилки мраморной мозаики на полу, медь и хрусталь огромной люстры, сверкающей над головой, симметрично расставленные широкие диваны и кресла в стиле Людовика XVI. Шарлотт-Энн и Ребекка бросили чемоданы и шлепнулись на парчовую обивку. Заккес-младший с гиканьем рванулся вперед и прыгнул на выбранный им диван. Регина пошла к массивной стойке вместе с матерью, одаривавшей портье обезоруживающей улыбкой. Но она не смогла изменить замкнутое высокомерное выражение его лица.
— Нам нужно две комнаты, — заявила Элизабет-Энн. — Одна с двумя кроватями, другая с тремя.
Стройный темноволосый человек бросил взгляд на ее чистую, но провинциальную одежду, пренебрежительно фыркнул и надменно объявил:
— Семь долларов за обе комнаты. Боюсь, что свободны у нас только комнаты на втором этаже. Вида из окна нет, только освещение. При такой жаре вы там сваритесь.
Я могу предложить вам отель «Алгонкин», или «Плаза», или любой из других многочисленных прекрасных отелей…
Элизабет-Энн, быстро оглядевшая около семидесяти бирок, на половине из которых был ключ, означавший, что номер свободен, продолжала радостно улыбаться.
— Я уверена, что эти комнаты нам прекрасно подойдут.
— Ну, если вы настаиваете…
— Да, я настаиваю.
Портье начал что-то говорить, но пристальный взгляд женщины заставил его задуматься, и он замолчал. Выловив две связки ключей, прикрепленных к широким медным бляхам с выгравированным номером комнаты, он положил их на стойку.
— Семь долларов вперед.
Элизабет-Энн отсчитала деньги. Служащий придвинул их к себе, одновременно шлепнув ладонью колокольчик, вызывающий рассыльного. Колокольчик только слабо звякнул, как женщина остановила его рукой.
— Только ключи, пожалуйста. Мы сами найдем дорогу и отнесем вещи.
— Как вам будет угодно, — произнес портье с осуждающим вздохом.
— Благодарю вас, мистер…
— Смит.
— Благодарю вас, мистер Смит.
Элизабет-Энн подхватила свои потертые чемоданы, дети сделали то же самое, и они направились к мраморной лестнице с надежными блестящими перилами.
Служащий громко прочистил горло. Элизабет-Энн обернулась с вопросительным выражением на лице.
— Лифт вон там, — сказал Смит, показывая в противоположную сторону. — Достаточно позвонить.
Женщина кивнула и повернула обратно.
— Благодарю вас, мистер Смит.
Он не ответил. Не соизволил. В его неулыбающихся глазах ясно читалось: деревенские остолопы.
Вскоре после того, как стемнело, дети заснули, утомленные длинным волнующим днем.
Элизабет-Энн, скрестив руки на груди, медленно подошла к окну и выглянула. Да, служащий был прав. Несмотря на открытые окна, в комнате жара не спадала. Но, как оказалось, если высунуться наружу и изогнуться вправо, можно увидеть маленький вертикальный срез Манхэттена: высокий компактный пейзаж его небоскребов, мерцающих и сверкающих в ночи.
Ее обуревали противоречивые чувства: с одной стороны, миллион фантазий, с другой стороны, она спрашивала себя, что, ради всего святого, она делает в самом шумном и чужом городе в мире. Как будто она оказалась в другой стране, где нет ни одного знакомого человека и где говорят на многих языках. После уже знакомого ей одиночества в Техасе зачем терпеть суету и суматоху Нью-Йорка, орды спешащих, неулыбающихся людей?
Она не сумела подавить вздох, сорвавшийся с губ. Элизабет-Энн знала, что привело ее сюда: Квебек больше не удовлетворял ее амбиции, не соответствовал размаху ее планов. Ей страстно хотелось строить, создавать, и все возможности для этого были здесь, среди толпы и шума, где сдерживаемая энергия электризовала воздух. Она чувствовала, что в этом городе ей удастся осуществить свою мечту, лелеемую с самого детства. Для этого придется немало потрудиться. Не мешало бы и немного удачи.
Элизабет-Энн улыбнулась, удивляясь дерзости и нахальству собственных амбиций. Другие девочки мечтали о встрече с прекрасным принцем, который увезет их в прекрасный замок, где они будут жить долго и счастливо. Все, но только не она. Ее мечты были куда более практичными, но все-таки по-своему романтичными. Элизабет-Энн Хейл всегда воображала себя владелицей большого отеля. Она в детстве видела один такой и с тех пор думала только об этом. Ей вспомнились ее одинокие бесконечные детские игры, когда воображение переносило ее из банальных меблированных комнат в сверкающий дворец, полный украшенных драгоценностями гостей, ее гостей. Она бы предложила им изысканные блюда, тихую музыку, великолепные комнаты, и они бы выстраивались в очередь, чтобы увидеть ее, остаться с ней в самой роскошной в мире гостинице.