Мужчина не имел представления, в какую сторону идти, но он не мог терять время. Если он идет не туда, то чем раньше это выяснится, тем лучше.
Теперь все зависело только от него. Его жене нужен врач. Еще не родившемуся ребенку нужен врач.
Все зависело от него. Только Фредди мог отвести смерть от дверей дома, где находилась его семья.
Ветер завывал, будто ярмарочный зазывала: «Торопись! Торопись! Торопись!»
Миссис Рамирес молча смотрела на свои руки — широкие натруженные ладони, толстые пальцы и запястья. А ей нужны были маленькие, нежные ручки, с блестящими ноготками, с суживающимися к концу пальчиками и очень тонкими, элегантными запястьями.
— Я не акушерка, — пробормотала она, полная отвращения к самой себе.
Дороти-Энн задыхалась, борясь с болью настолько долго, насколько хватало сил. Ее крик, когда не стало больше возможности терпеть, разорвал ночь. Ее спина выгнулась — она попыталась отбиться от движения миссис Рамирес. Пальцы Фелиции казались грубыми и чужими, чужеродным вторжением в безопасное мягкое тепло ее матки.
— Пожалуйста, пожалуйста, — задыхаясь, просила мексиканка. Ее темная кожа заблестела капельками пота. Ей непривычна была поза — полусогнув колени, полулежа между согнутых ног молодой женщины, она пыталась понять, что происходит в ее лоне. Фелиция была слишком стара для такого рода акробатических трюков. — Ваши схватки. Они теперь повторяются каждые полминуты. Мы должны повернуть ребенка! Вы понимаете? — Ее глаза сверкали.
— Но ведь Фредди приведет кого-нибудь на помощь.
— У нас нет времени. Потом может быть уже слишком поздно. Подумайте о ребенке! Пожалуйста, вы должны меня послушать!
Дороти-Энн смотрела на нее круглыми от ужаса глазами.
— Я не собираюсь делать вам больно. Вы должны мне поверить.
Дороти-Энн слегка кивнула.
— Это тяжело, я знаю. Но вы должны быть храброй. Вы должны глубоко дышать и тужиться. — Гигантская грудь миссис Рамирес поднялась и упала, когда она показывала. — Вы можете так? — Она нахмурилась.
Дороти-Энн зажмурила глаза и сымитировала ритмичное дыхание.
— Вот так. Отлично. А теперь давайте попробуем еще раз, — попросила миссис Рамирес успокаивающим голосом. Насколько могла осторожно, она снова начала вводить пальцы одной руки во влажное тепло влагалища Дороти-Энн. Вторую руку она положила сверху на живот.
Признав свое поражение, Фелиция вытащила руку.
— Теперь все в порядке? — с надеждой спросила молодая женщина.
Миссис Рамирес уставилась на нее, потом покачала головой.
— Нет, — негромко ответила она. — Это невозможно. — Фелиция поднялась на ноги подошла к эмалированному тазу, стоящему на ночном столике, и начала мыть руки. Вдруг она застыла, потом вскрикнула: — Теперь я вспомнила! — Женщина широко улыбнулась, а затем даже рассмеялась.
— Что такое? — прошептала Дороти-Энн.
От возбуждения Фелиция даже голос повысила.
— Есть способ! Теперь я вспомнила. — Неожиданно в памяти всплыла та самая история, которую она пыталась вспомнить всю ночь. Хорхе, ее второй по возрасту племянник, тоже лежал неправильно. Доктор настаивал, чтобы ее сестре Мариане сделали кесарево сечение, но местной мексиканской повитухе удалось повернуть ребенка без хирургического вмешательства. Всю ночь Фелиция пыталась восстановить в памяти, как она это сделала. И вот наконец вспомнила! Это оказалось так просто.
— Давайте сделаем это, — задохнулась Дороти-Энн, пытаясь сесть.
— Не шевелитесь. — Миссис Рамирес пересекла комнату, потирая подбородок. — Есть только одна проблема. — Она постучала по нижней губе. — Мне понадобится помощь.
— Помощь?
— Мне нужен помощник. Кто-нибудь, кто поможет нам с вами, — она заговорила тише, все время качая головой. — Как же я не вспомнила об этом раньше? Я бы не отпустила бедного мужа бродить по плантациям. Estupida[34]!
Фредди взглянул сквозь серебристые струи дождя и сдавленно вскрикнул.
Бледный свет из окон привел его к дому, снова придал ему надежду. Он побежал навстречу огонькам и в спешке наскочил на что-то металлическое, стоявшее прямо перед ним.
Машина.
Он, не понимая, уставился на нее. Огромный «линкольн-континенталь» оказался слишком хорошо знакомым.