На сегодняшний день мы обладаем детальным пониманием физических, анатомических, клеточных и молекулярных механизмов, которые мозг взрослого человека практически ежесекундно использует для изменения, обучения и адаптации к окружающей среде. Но совсем недавно, ещё в 1960-х годах, преобладала общепринятая точка зрения, что мозг взрослого человека не способен меняться, что рост и развитие нервной системы происходит в детстве и до некоторой степени в подростковом периоде, но точно не по достижении зрелости.
В начале 1960-х годов Мариан Даймонд(1), одна из основоположников современной нейробиологии из Калифорнийского университета в Беркли, и её коллеги придерживались иного мнения: они считали, что мозг взрослого млекопитающего может претерпевать глубокие изменения; единственное, что требовалось от учёных, – это наглядное доказательство.
Для подтверждения теории они придумали простой, но оригинальный эксперимент: они поместили группу взрослых крыс в так называемый «Крысиный Диснейленд» – клетки с регулярно меняющимися игрушками, большим пространством и множеством других крыс-компаньонов. Такая среда получила название «обогащённой». Позже они сравнили грызунов, которые жили в обогащённой среде, с аналогичным количеством особей, выращенных в «обеднённом» пространстве, то есть в гораздо скромных условиях, без игрушек и только с одним или двумя компаньонами. По истечении нескольких месяцев нейробиологи исследовали их анатомию мозга. Если другие учёные того времени не ошибались в предположениях относительно неизменного состояния мозга, тогда результат эксперимента должен был выявить отсутствие прогресса. И напротив, если мозг взрослого человека всё-таки обладал способностью к изменениям, различия в анатомии крыс были бы налицо.
Результаты исследования изменили наше представление о мозге: мозг крыс, живших в «Диснейленде», оказался намного больше и более развит в различных областях, включая зрительную кору, моторную кору и другие важные отделы. Это была первая демонстрация способности мозга взрослого человека к изменениям, которые сегодня мы называем «пластичностью». Позже Даймонд доказала, что содержание и качество окружающей среды определяют тип изменений.
Важно отметить, что пластичность проявляется в обоих направлениях. Изменения (демонстрация присущей мозгу гибкости), выявленные в ходе экспериментов с крысами в «Диснейленде», носили положительный характер, что выразилось в увеличении размеров мозга (более поздние исследования показали повышение уровня нейротрансмиттеров, факторов роста, а также увеличение плотности кровеносных сосудов) у крыс. И напротив, более скудные условия вызывают негативные изменения. Допустим, когда мозг лишён стимулирующих факторов или подвергается воздействию агрессивной среды, наблюдается явное сокращение определённых участков (особенно гиппокампа и префронтальной коры, о чём мы поговорим во второй части), а также снижение уровня нейромедиаторов (дофамина и серотонина), влияющих на эмоции и внимание. Когда дети растут в атмосфере пренебрежения, в их мозге уменьшается количество синапсов (специализированных функциональных контактов между клетками), что делает мышление (т. е. познание) менее эффективным и гибким – два качества, связанные с интеллектом.
Способность мозга к обучению, развитию и совершенствованию подтверждается тысячами экспериментов, начиная с классических исследований Даймонд и её коллег и заканчивая нашими днями. Понимание адаптивной функции мозга, его пластичности и гибкости служит основанием для формирования правильного восприятия тревоги – осознания, что мы можем её контролировать и воспринимать как нечто положительное. И действительно, в основе этой поразительной силы лежит наша способность учиться и изменять поведение – в том числе и модели реагирования на тревогу.
Пластичность мозга позволяет нам восстанавливать силы, переоценивать ситуации, переосмысливать свои мысли и чувства и принимать другие, более позитивные решения.
Подумайте вот о чём: