— Что это? — спросила она без предисловий. — Койоты?
— Волки, — ответил Питер. Он смотрел в окно, выслеживая бледного подвального паука, который плел по стеклу спутанную паутину.
— В Уиллоу-Хит уже много лет не было волков.
— Волки идут туда, где есть еда, — сказал он. — Если никто не будет ухаживать за фруктовым садом, олени найдут дорогу обратно. А там, где есть добыча, есть и хищники.
Ей не понравилось, как он это произнес, словно предупреждая. Она уже собиралась это сказать, когда вой оборвался. Где-то вдалеке раздался последний пронзительный визг. Это не был победный клич того, кто убивает. Вместо этого это был жалобный стон умирающего существа. От этого звука волосы у нее на затылке встали дыбом.
— Для волков еще слишком рано, — сказала она. — Они не должны были выходить на улицу прямо сейчас.
— Это потому, что охотились не они. — Питер посмотрел на нее округлившимся взглядом, его глаза были холодными, как лед. — А на них.
Его ответ проник сквозь нее в самые ноги, будто они замерзли. Оставив ее дрожать в полумраке. В голове у нее всплыли слова из дневника ее отца: «Только щедрая жертва сможет умиротворить зловещую тьму». На окне черная комнатная муха забрела в ловушку паука. Она дергалась и извивалась безрезультатно, запутавшись в липкой паутине.
Встревоженная Уайатт спросила:
— Кто охотится и убивает целую стаю волков?
Какой бы ответ ни хотел дать Питер, он промолчал. Наверху раздался стук в парадную дверь. Их взгляды встретились в падающем свете.
— Не надо, — приказал Питер, но было слишком поздно. Уайатт была уже на полпути к лестнице.
— Это может быть Джеймс.
Его голос, сухой, как листья, долетал до нее по ступенькам.
— Это не он.
Раздался еще один стук, костяшки пальцев мелодично застучали по широкой двери фермерского дома. Она проскользнула в прихожую в комковатых шерстяных носках, сильно ударившись локтем о буфет. Впереди, сквозь занавеску из макраме, едва виднелась верхняя половина мужского профиля. Впервые с тех пор, как она вернулась в Уиллоу-Хит, в груди Уайатт затеплилась надежда.
Стук в третий раз затих, когда она открыла дверь.
— Самое время тебе… ох.
На крыльце стоял не Джеймс Кэмпбелл. Это был незнакомец. Средних лет, сутулый, он напоминал ей птицу — резкими чертами лица и тем, как его бледные, как молоко, руки, словно когти, сжимали изогнутую ручку зонтика.
При виде нее он склонил голову набок.
— Я не опоздал?
Его вопрос был прерван карканьем вороны на крыше. Ее крик донесся сквозь дымоход, превратив дом в эхо-камеру. Он заскреб по стенам. От этого по ее коже пробежала дрожь. Она крепко прижалась к двери, так что засов врезался ей в бедро.
— Я ждала кое-кого другого.
— А-а. Понятно. — У него был неподражаемый акцент, согласные звучали резко. — Я понимаю, что это в некотором роде непрошеный визит. Я — старый друг вашего отца. Он был замечательным садовником. Все Уэстлоки были. Мне было очень жаль слышать о вашей потере.
— Спасибо, — сказала Уайатт. Ей не понравилось, как он посмотрел на нее своими блестящими, как у птицы, глазами-бусинками. охотились Могу я вам чем-нибудь помочь?
— Действительно, можешь ли? Полагаю, это еще предстоит выяснить. Я кое-кого ищу. — Его взгляд скользнул вверх, к притолоке, где на ржавый гвоздь была нанизана веточка сухого боярышника. Веточки были перевязаны бечевкой, а некогда белые лепестки пожелтели и приобрели оттенок сепии.
«Защита от темноты» — подумала она. Как и сказал Питер. Как и заросли кустарника у дорожки перед домом. Это должно было принести ей утешение. Вместо этого у нее в животе возникло беспокойство — тошнота и шипение. Здесь, перед ней, стоял незнакомец, окутанный тьмой. И дверь ему открыла она.
— Кого вы ищете?
— Бессмертного, — сказал незнакомец, все еще изучая боярышник. — Он, должно быть, мальчик. Или, возможно, молодой человек. Думаю, он вырос за эти годы.
Бессмертного. Бессмертный. Слова пронзили ее, но не прижились. Конечно, он не мог иметь в виду то, что, как она думала, он имел в виду. Питер не был бессмертным. Бессмертные были достойными людьми. Образованными. Мудрыми. Питер был самым инфантильным человеком, которого она когда-либо встречала. Он был угрюмым, неряшливым и безумно наивным.
Она проглотила комок в горле.
— Что еще вам о нем известно?
На его лице появилась улыбка, хитрая и язвительная, и она начала жалеть, что вообще открыла дверь.