Она повернулась к нему лицом, пока он говорил.
— Это он с тобой сделал?
Вопрос пронзил его насквозь. Он подумал о том первобытном шепоте, который прошелся по его позвоночнику, — «Она бросила тебя. Она бросила тебя» — о том, как разлетелось вдребезги стекло ее зеркала под его кулаком, о том, как тела членов гильдии корчились в тончайшей паутине. И, наконец, он вспомнил, как Джеймс Кэмпбелл стоял на коленях, а в его глазах плыла непроглядная чернота.
Он все еще ощущал призрачный пульс Уайатт подушечками пальцев. Он разрывался между желанием вырвать его из себя или вшить в кожу.
— Только ведьма может удержать его, — сказал он, прижимая раскрытую ладонь к груди.
— Я уже говорила, — парировала Уайатт. — Я не занимаюсь магией.
— Но ты можешь научиться. — Он не позволит ей отказаться от этого. Не тогда, когда на карту поставлено так много. — Ты можешь научиться, и я собираюсь научить тебя.
8 Уайатт
Уайатт проснулась от крика петуха на ферме. Звук вырвал ее из кошмара, унося с собой детали в быстро исчезающих образах — холодный поток воды, дюжина маленьких рыбок, умирающих с вытаращенными глазами. Зеленые веера водорослей под ее пальцами.
Она с трудом выпрямилась, перед глазами у нее все плыло, легкие болели, и она внимательно осмотрелась вокруг, пытаясь остановить приступ страха.
Не плачь. Не плачь.
Это был всего лишь сон.
У ее ног животом кверху в лучах солнечного света спала Крошка. Ее руки были сухими. Сухими, а не мокрыми. В ней не было ничего отвратительного. В ее венах не было гнили. Кожа была слишком туго натянута на костях, будто высохла от сульфата. Головная боль вспыхнула, заплясав точками перед глазами, когда во дворе во второй раз прокричал петух.
Она медленно оделась, натянув поношенный топ и мятый льняной комбинезон. За окном старая ива застонала от внезапного порыва ветра. От этого звука у нее екнуло сердце, и она подняла глаза, почти ожидая увидеть Питера, который ждал ее там, болтая ногами, перепачканными грязью. От этой мысли у нее внутри все сжалось. Преследуемая своими призраками, она отвернулась от окна.
Не плачь. Не плачь.
На туалетном столике лежали сувениры, которые она забрала из потайной комнаты Питера — отрезанное пластиковое сердечко на веревочке. Помятая зажигалка Джеймса. Украденный тюбик губной помады. Сначала она схватила зажигалку и сунула ее в карман комбинезона рядом с оторванной пуговицей Кабби. Спохватившись, она потянулась за губной помадой. Выкрутила ее из тюбика — ярко-красная, как георгин, от многократного использования воск стерся. Она нанесла помаду по наитию, поджав губы и наклонившись вперед, чтобы посмотреться в разбитое вдребезги зеркало.
Это ничего не изменило.
Девушка в зеркале по-прежнему казалась незнакомкой.
К тому времени, как она спустилась вниз с топориком в руке, Питер уже был на кухне, одетый в бесформенный зеленый свитер и вельветовые брюки. Его волосы торчали короткими неаккуратными прядями, будто он подстригся садовыми ножницами. Он расправился с полной тарелкой омлета и пюре из цветной капусты, лишь мельком взглянув на нее, когда она прислонила топор к маленькому складному столику.
Проглотив кусок, он спросил:
— Ты собираешься брать его с собой, куда бы ни пошла?
Она тяжело опустилась на стул напротив него.
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
— От некоторых. — Наклонившись над столом, она взяла с его тарелки цветную капусту. Он замер, следя за ее движениями, когда она поднесла ее ко рту и откусила кусочек. Она хотела показать свою силу. Продемонстрировать свое превосходство. Вместо этого все показалось ей до боли знакомым — отражением тысячи других моментов, похожих на этот. Она поспешно отложила цветную капусту, так и не доев ее.
— Во-первых, я до сих пор не решила, что с тобой делать.
— Хочешь сказать, что еще не решила, собираешься ли попытаться убить меня? — Он искоса посмотрел на нее. — Просто из любопытства, что тебя останавливает?
— Вот это. — Сунув руку в свои набитые карманы, она ощупывала, пока не нашла хрупкую фотокарточку. Она осторожно положила ее на стол между ними. Крошечная монохромная копия Питера хмуро смотрела на них, его матросская шапочка съехала набекрень на копне светлых волос. Зубцы его вилки скребнули по тарелке. Он медленно поднял на нее глаза. У него перехватило горло, когда он проглотил еще один кусок.
— А что насчет этого?
— Если я тебя ударю, — задумчиво произнесла она, изображая безразличие, — это что-нибудь даст? Я имею в виду, этой фотографии больше ста лет, Питер. Ты вообще можешь умереть?