– Если бы я не видел это собственными глазами, ни за что бы не поверил, что вы прыгнули в море, не сняв сапоги. А ведь сапоги были совсем новые, с замшевым верхом и кисточками, как золотые лошадиные хвосты. И что теперь делать? У вас ведь нет других сапог. Хороши же вы будете, разъезжая по Франции в одних чулках. Кстати, вы и чулки потеряли.
– Придется надеть твои сапоги. – Пусть его повесят, но он не признается Джеймсу, что ему жалко сапог. Их доставили ему всего неделю назад. – Заодно и твои чулки.
– А сюртук тоже утонул. Второй же промок под дождем, пока мы сюда ехали.
– Ты ругаешься… как жена. Знаешь об этом? – Хью прищурился. – Лучше помолчи и пойди посмотри, что из спиртного есть у капитана.
– А, ищете бутылку, чтобы заглушить боль? Ничего бы такого не случилось, если б не ваша проклятая дурость.
«Беда со слугами, которые пекутся о тебе с самого рождения», – подумал Хью, смерив Джеймса уничтожающим взглядом. Но Джеймс нисколько не смутился, за долгие годы он давно уже привык к подобным взглядам, хотя никогда не оставлял их без внимания. Демонстративно фыркнув, слуга сказал:
– Что ж, как хотите. Я тогда пойду, а вы тут сами о себе позаботьтесь.
Хью молча кивнул и отвернулся. Джеймс отбросил полотенце, которое держал в руках, и вышел из каюты, напоследок еще раз выразительно фыркнув.
Как только дверь за слугой закрылась, Хью снова повернулся к женщине. Она по-прежнему лежала на полу, и лицо ее прикрывали чернильно-черные спутанные волосы, сквозь которые светились глаза. «У нее глаза не сирены, – промелькнуло у Хью, – а какого-то… дикого существа».
Подтянув колени к подбородку, женщина лежала посреди лужи, и было очевидно, что она ужасно замерзла. Ее мокрое насквозь платье было модным и в то же время на удивление скромным для ее профессии. Платье было из прекрасной шерсти, как он заметил еще раньше, и с длинными рукавами в турецком стиле. «Вероятно, она выбрала такой наряд из-за холодной погоды, – подумал Хью. – Иначе не оделась бы так скромно». В какой-то момент он вдруг поймал себя на том, что разглядывает ноги пленницы; ее юбки задрались, так что видны были стройные икры и изящные лодыжки – такие нежные, что веревка, стягивающая их, казалась необычайно толстой.
Если бы он увидел такие лодыжки на улице, скажем, при порыве шаловливого ветра, у него бы закружилась голова. И даже при всем, что Хью знал об этой женщине, он чувствовал, что она очень ему нравится. Впрочем, ничего удивительного – такая понравилась бы любому нормальному мужчине.
Хью язвительно усмехнулся, подумав о том, что у лорда Арчера отменный вкус при выборе пташек. Хотя волосы прикрывали ее лицо, было ясно, что эта птичка высокого полета.
Закончив осмотр пленницы, Хью кратко подытожил: ступни маленькие, тонкие, как и вся она; пальчики на ногах круглые, а кожа, там, где ее видно, бледная и синеватая, разумеется, потому что она промокла и замерзла. Фигура, как он и раньше предположил, была почти девичья, а бедра поуже, чем у большинства женщин.
Конечно, ему хотелось бы, чтобы она оказалась старше, чтобы у нее были морщины на лице или какие-нибудь другие следы беспутной жизни. Однако при данных обстоятельствах ее возраст не имел ни малейшего значения.
Хью резко встал – ребра ответили острой болью – и сделал три шага, отделявшие его от двери. У него не было особых причин не доверять команде «Надин», но осторожность никогда не помешает, поэтому он запер дверь. Затем пошел обратно, по пути расстегивая мокрую рубашку. Дойдя до стола, Хью заметил, что пленница настороженно смотрит на него, смотрит, как кошка на мышиную нору.
Сияние ее глаз усилилось, когда он, бросив возиться со скользкими пуговицами, снял рубашку через голову, и прекратилось, когда он швырнул рубаху на пол. Значит, закрыла глаза. Неужели такая стеснительная шлюха? Любопытно.
Снова усмехнувшись, Хью проговорил:
– Знаете, а ведь вас ждут большие неприятности. – Он принялся стаскивать неподатливые бриджи.
– Если дело в деньгах, я хорошо заплачу, чтобы вы меня отпустили, – внезапно последовал ответ, причем говорила дама с интонациями, присущими настоящей леди.
Хью впервые услышал голос пленницы и пришел в замешательство. Да, она действительно говорила так, как говорят леди. И она открыла глаза, но почти сразу же снова их закрыла.
Хью вытер плечи полотенцем, затем отбросил его и взял со стола сухую рубашку.
– Неужели заплатите? А деньги у вас с собой? Возможно, она прятала деньги там же, где прятала письма. Скорее всего под юбками, в непромокаемом пакете.
Ее глаза снова раскрылись, и она ответила:
– С собой денег нет, но я могу их достать.
«А может, у нее и писем с собой нет?» – подумал Хью с некоторым разочарованием.
– Полагаете, меня можно купить? – спросил он, натягивая бриджи из черного трикотажа; они вполне соответствовали образу нуждающегося француза, которого он изображал в Париже.
– Но я действительно могу вам заплатить! – воскликнула женщина. Она чуть приподнялась и, тряхнув головой, отбросила с лица волосы, так что брызги полетели в стороны и даже попали на его последние сухие бриджи. Хью поморщился, глядя на мокрые пятна. Когда же он поднял голову, то пришел в ужас: на него смотрела настоящая красавица.